Женские игры в Париже

- Почему вы сказали: "Это - неправда!"? Не потому ли, что у вас на руке нитяные перчатки? Но ваша перчатка оставила свой след на стаканчике. Он обличает вас сильнее признания!

- Выходит, - прервал Сержа председательствующий, - нитяные перчатки носит только мадам Гароди?

- Нет. Но она носила их часто. И надела их в тот день, что легко определить, ибо у её перчатки на мизинце правой руки был шов, который мы обнаружили и на стаканчике! Впрочем, вот она, эта перчатка! Вы, мадам, напрасно её потеряли на лестнице в тот роковой вторник, когда ушли из моей квартиры.

И Серж продемонстрировал перчатку, вынутую из небольшого пакета, который находился в кармане его пиджака.

- На этот раз перчатка здесь, - сказал он. - Не так, как с предшествующими бумагами!

Со стороны мадам Гароди донеслось какое-то хриплое дыхание, послышался глубокий стон. Она поднялась над барьером, но внезапно рухнула на пол. Тереза была мертва, сердце её не выдержало.

Сержа как будто нисколько не взволновала эта смерть, приведшая в смятение всех собравшихся в зале суда. Люди устремились к выходу, и заседание суда, снявшего все обвинения с Сержа, было прекращено. Он поведал мне с невообразимым хладнокровием:

- Самое замечательное здесь то, что перчатка - подделка! Я купил её сегодня утром и сам сделал этот шов! - Что правда, так это то, что на стаканчике действительно есть отпечаток нитяной перчатки и шва! Следовательно, я ничем не рисковал, фабрикуя недостающую мне улику! Эта ужасная женщина изобретала улики против Теодоры Фарнезе, которую стоит пожалеть. В борьбе с мадам Гароди я использовал её же оружие! Только мои улики были менее фальшивыми, чем её доказательства!

Часть II

НОВЫЕ ЖЕНЩИНЫ - НОВЫЕ ДЕНЬГИ

В ШОТЛАНДИИ

Рассказывает Серж

Лето и осень уступили место зиме. По совету врачей я временно поселился в горах Швейцарии. Правда, морозы там были не "сибирскими", но все же достаточно ощутимыми, и, казалось, что такая зима мстит за летне-осеннее благоденствие, что сама природа взбунтовалась и не хочет, чтобы любовь была беспрерывной, будь то любовь к 22-летней Иване, или любовь к зрелой женщине - Терезе. Мне казалось, что Ивана искренне меня любила.

Положение с Терезой было сложнее: "безмужняя" замужняя Тереза искала не просто наслаждений "на стороне", а на самом деле тосковала о единственно любимом. Но тут я выразился крайне неточно. Терезе недостаточно было иметь единственного любимого. В её душе уживались принципы современного общества и матриархата. Поэтому-то она и заблудилась "меж трех сосен", не зная, кого в конечном счете, предпочесть: отвергающего её супруга и меня, влюбленного в нее. Убивая своего мужа, чтобы отомстить за пренебрежение ею как женщиной, она из ревности убила и Ивану.

Тереза оставила, как бы чувствуя приближение своего конца, завещание: половина её состояния, то есть около шести миллионов франков, отходила её дочери, Анне Дюбрей, жившей в Женеве со своим мужем; вторая половина передавалась мне, как "другу семьи Гароди". Вначале я хотел было не прикасаться к этим деньгам, а потом подумал: зачем так? Полтора миллиона франков оставил себе, а полтора - перевел Артуру. В нашем бизнесе "женские игры" - доходы мы делили поровну.

...Где-то в окутанной туманами Шотландии жила ещё одна женщина, которая, в первую же ночь её пребывания в Париже, пришла ко мне в постель, и мне никогда не забыть ту бурную ночь, которая показалась нам обоим, Цинтии и мне, слишком короткой. Да, то была сама леди Цинтия, баронесса Кэрвью. Мне стало ясно, что она - ничто без меня, а я, тем более, - ничто без нее.

Спустя год после нашего первого свидания меня встречала у порога своего замка Кэрвью баронесса леди Цинтия.

...Она, должно быть, увидела меня издалека и подскакала на горячем вороном коне. Амазонки на ней не было: одета она была в обычную городскую одежду, и никто её не сопровождал.

Остановив коня, она соскочила с седла, и мы сжали друг друга в объятиях. Я нежно поцеловал её.

Ее престарелый муж, до последнего дня своей жизни державший леди Цинтию на "сухом пайке", скончался с полгода тому назад. Единственная законная владелица замка Кэрвью леди Цинтия вынуждена была отказаться от своих амурных проказ в Эдинбурге (приходилось считаться с общественным мнением округи). А вообще-то, как мне сразу показалось, леди Цинтия просто повзрослела, как говорится, "перебесилась" и её тянуло к настоящему домашнему очагу.

А тут - и как раз вовремя - появился я. Леди Цинтия меня буквально зацеловала. Она целовала меня в губы, в щеки, в лоб, не забывая проверять, достаточно ли взбунтовалась против её лона моя мужская плоть. Эти проверки, очевидно, и навели её на очень интересную мысль: взять меня себе в мужья! Тут и я не растерялся, сделав ей официальное предложение, руки и сердца.

Что последовало потом, догадаться не трудно. Поужинав вдвоем в старинной столовой, рассчитанной минимум на много персон, мы отправились в спальню, куда меня, естественно, вела баронесса леди Цинтия, так как я туда дороги ещё не знал.