Возможно, Крупская никогда бы не вышла замуж за Ленина, не окажись он в тюрьме. Должен же был кто-то носить ему передачи, ходить на свидания. Всем известно, что этим занимались так называемые «невесты». Очень часто за неимением настоящих «невесты» были «подсадные».
Вот и Крупская стала такой «невестой», но выполняла свои обязанности настолько старательно, что Ильичу это запало в душу. Он понял, что это оптимальный вариант, и лучшей невесты ему не найти. Крупская вспоминала: — «В те времена заключенным в «предварилке» можно было передавать книг сколько угодно. Они подвергались довольно поверхностному осмотру, во время которого нельзя было, конечно, заметить мельчайших точек в середине букв или чуть заметного изменения цвета бумаги в книге, где писалось молоком. Техника конспиративной переписки быстро совершенствовалась. Характерна была забота Владимира Ильича о сидящих товарищах. В каждом письме на волю был всегда ряд поручений, относительно сидящих: к такому-то никто не ходит, надо подыскать ему «невесту», такому-то передать на свидании через родственников, чтобы искал письма в такой-то книге тюремной библиотеки, на такой-то странице, такому-то достать теплые сапоги.
Он переписывался с очень многими из сидящих товарищей, для которых эта переписка имела громадное значение. Письма Владимира Ильича дышали бодростью, оптимизмом. Получая их, человек забывал, что сидит в тюрьме, и сам принимался за работу. Я помню впечатление от этих писем (в августе 1896 г. меня тоже посадили). Письма молоком приходили в день передачи книг — в субботу. Посмотришь на условные знаки и удостоверишься, что в книге письмо есть. В шесть часов давали кипяток, а затем надзирательница водила уголовных в церковь. К этому времени разрежешь письмо на длинные полоски, заваришь чай, а как уйдет надзирательница, начинаешь опускать полоски в горячий чай — письмо проявляется (в тюрьме неудобно было проявлять на свечке, вот Владимир Ильич додумался проявлять их в горячей воде), и такой бодростью оно дышит, с таким захватывающим интересом читается. Как на воле Владимир Ильич стоял в центре всей работы, так в тюрьме он был центром сношений с волей.
Но как ни владел Владимир Ильич собой, как ни ставил себя в рамки определенного режима, а нападала, очевидно, и на него тюремная тоска. В одном из писем он развивал такой план. Когда их водили на прогулку, из одного окна коридора на минутку виден кусок тротуара Шпалерной. Вот он и придумал, чтобы мы — я и Аполлинария Александровна Якубова — в определенный час пришли и стали на этот кусочек тротуара, тогда он нас увидит. Аполлинария почему-то не могла пойти, а я несколько дней ходила и подолгу простаивала на этом кусочке. Только из этого плана ничего не вышло, не помню уж почему.
Меня выпустили вскоре после «ветровской истории» (заключенная Ветрова сожгла себя в Петропавловской крепости).
Жандармы выпустили целый ряд сидевших женщин, и меня оставили до окончания дела в Питере, приставив пару шпионов, ходивших всюду по пятам.
Мне дали три года ссылки в Уфимскую губернию, но я попросилась в село Шушенское, где жил Владимир Ильич, для чего объявилась его «невестой».
В Минусинск доехала за свой счет. Поехала со мной и моя мать. Приехали в Красноярск 1 мая 1898 года. Оттуда надо было ехать на пароходе вверх по Енисею, но пароходы еще не ходили.
В село Шушенское, где жил Владимир Ильич, мы прибыли в сумерки; Владимир Ильич был на охоте. Мы выгрузились, нас провели в избу. В Сибири — в Минусинском округе — крестьяне очень чисто живут, полы устланы пестрыми самоткаными дорожками, стены чисто выбелены и украшены пихтой. Комната Владимира Ильича была хоть невелика, но уютна и чиста. Нам с мамой хозяева уступили остальную часть избы. В избу набились хозяева и соседи. Они усердно нас разглядывали и расспрашивали. Наконец, вернулся с охоты Владимир Ильич. Удивился, что в его комнате свет. Хозяин сказал, что это Оскар Александрович (ссыльный питерский рабочий) пришел пьяный и все книги у него разбросал. Ильич быстро взбежал на крыльцо. Тут я ему навстречу из избы вышла. Долго мы проговорили в ту ночь.