У Артущенко имелись контракты с опытными станциями на поставки семян. В частности, со станцией в поселке Пески и с Артемовским и Мелитопольским питомником.
Краеугольным камнем всех контрактов шло требование чистоты семян от генного вмешательства. Культуры, выведенные с помощью генной инженерии, в хозяйстве Артущенко были запрещены. Это было имиджем всей фирмы. Нарушать его она не собиралась.
Директор станции принял посетительницу радушно. Она же сразу положила на стол сопроводительные бумаги к семенам.
– Господин Федоров, это ваши семена?
Он посмотрел и удивленно ответил:
– Да, наши, причем элитные, совершенно новый сорт.
– Как его выводили?
– Как и все в наше время.
– При помощи генной инженерии?
– Да, а что?
– Вы помните наш контракт? Если нет, напоминаю: ни одного зернышка модифицированного.
– Но сейчас все модифицированное.
– Мне плевать. Контракт вы заключили осенью. Если у вас ничего не было, зачем заключали? Что еще такое же?
– Почти все овощи: огурцы, томаты, тыквенные, картошка. Исключение – капуста, перец, прянка.
– Вы нарушили контракт. Я уничтожу всю рассаду из ваших семян, и вы уплатите неустойку. Советую прочесть форс-мажорные условия. В понедельник вы получите обратно то, что осталось, и счет на убытки. Вы нанесли мне убыток не менее, чем на три миллиона, плюс клеймо на репутацию фирмы.
– Вы не найдете нужных вам семян. Их уже не производят.
– Это не ваша забота. Готовьтесь оплатить неустойку. В понедельник мы встречаемся. Всего вам доброго.
Она вернулась на ферму.
– Сколько у нас НЗ?
– Запас на два года, на случай неурожая.
– Быстро все прокалибровать и подготовить к посадке. Всю рассаду уничтожить – посеем свои прямо в грунт. Будут овощи немного позже, но не страшно, имидж важнее. Землю в теплицах прожарить, даже случайно чтоб не осталось зернышка.
– Модификация?
– Да.
– То-то они растут, как бешеные! А жаль, столько труда пропало.
– Имидж важнее, а убыток оплатит станция. На понедельник приготовьте все семена, машину, и бухгалтер пусть подсчитает убытки – стоимость семян, проделанная работа, оплата рабочих, стоимость уничтоженной рассады, по минимуму недополученная прибыль, перевозка.
– Ма, это же их разорит. Ты смеешься, что ли?
– Нет, я хочу, чтобы эта станция стала моей собственностью.
– Ну, ты, мама, даешь! Нам такая станция, ты права, очень нужна.
В субботу и воскресенье она побывала на полях, в теплицах, – везде шли работы по уничтожению модифицированных культур. Поиграла с внуками. В понедельник с утра отправилась в Пески, повезла семена.
– Здравствуйте, госпожа Артущенко. А директора нет, он в Донецке.
– Примите под расписку семена и сопроводительные документы, и скажите директору, – я приеду в пятницу. Если он снова спрячется, подам в суд без переговоров. Всего доброго.
Сдала семена, получила расписку, отправилась на ферму. В девять вечера готовилась ко сну дома. Арнов, как и в первый раз, звонил постоянно, и наконец услыхал: «Я уже дома».
– Любимая, я утром заеду за вами!
– За мной приедет моя машина.
– Отмените, прошу вас. Я хочу первым вас встретить, пожалуйста, любовь моя!
– Вы так просите. Придется согласиться.
– Благодарю, спокойной ночи, Надюша!
– И вам того же. До встречи.
Утром ее встретил огромный букет.
– С приездом, счастье мое!
– Благодарю, Григорий Ильич. Ну, куда мне девать-то их!
Она взяла цветы, поставила в воду. Арнов ходил следом, как привязанный.
– Я так скучал без вас, Надежда Андреевна.
– Но вы же звонили каждый час!
– Ага, а когда вы были на станции, то я не звонил, и считал минуты, пока вы освободитесь.
– Вот, цветы в порядке, а эти я заберу с собой в офис.
– Я еще куплю по дороге.
– Нет, нам некогда. Поехали.
Она села на заднее сиденье, Арнов рядом, завладев ее рукой. Он сел вполоборота, с такой радостью глядя на нее, что Надежда Андреевна не решилась протестовать. К тому же он везде представлял ее, как свою жену, и протест выглядел бы со стороны жеманством. Провожая ее до кабинета, Арнов предложил:
– Надюша, давайте отметим ваше возвращение в ресторане.
– Григорий Ильич, у меня в ресторанах почему-то всегда или почти всегда, приключения. Вы сильно рискуете.
– Не страшно. Но я хочу напроситься еще и на обед с вами. Позволите?
– Что происходит? Вы сам не свой. – Она внимательно посмотрела на него.
– Вас так долго не было. Я смертельно соскучился за вами.
– Э-э, батенька мой, да здесь что-то произошло. Заходите-ка! Татьяна Ивановна, я занята. Звонки из Песок переключайте на меня.
Показала ему на журнальный столик, взяла переносное переговорное устройство, на пульте включила: «Никого не впускать!», и тоже подошла к столику, села. Одной рукой подперла голову, «заземлилась».
– Ну, Григорий Ильич, жалуйтесь, или рассказывайте, колитесь, что произошло?
– Да ничего, просто я без вас сильно скучаю. Ваши поездки могут быть опасны.
– Так – так – так! – она побарабанила пальцами по столу, – И чем, если не секрет?
– Я не знаю, каким транспортом вы ездите, и волнуюсь.
– Вы единственный, кого это волнует.
– Я вас люблю, а другие – нет.
Она снова побарабанила пальцами, нахмурилась.