Ги и Лилька с усталым Темкой на руках отвезли домой Веру Павловну, а потом уложив сына спать, долго отмывались вдвоем под душем. Причем вода, стекавшая по лицу Лильки, частенько превращалась в соленые капли, и Ги ласково собирал их губами, прижимая к себе свое сокровище.
Машка и Семен вернулись в тесную комнатку общежития, и забравшись под одеяло на скрипучей тахте вновь пережили страх потери и радость возвращения. О чем были тотчас же оповещены все соседи, ибо скрипела тахта немилосердно.
А потом, неожиданно для самих себя, подхватив едва сброшенные рюкзаки, сели на Семенов мопед и уехали на дачу, которую долгие годы строили родители Машки, а потом по случаю бракосочетания отдали не достроенный домик молодым. В начале совместной жизни Семену не хотелось ездить на дачу, копать картошку, и домик пустовал. Но вот теперь, пожив в селе и оценив прелести свежего воздуха Семен решил:
– Маш, а давай домик достроим, и тут жить будем? Лето еще не кончилось, стены и крыша есть, остальное сделаем.
– Сем, а потянем?
– Ну, общагу у нас никто не отнимает, а здесь можно тарелку поставить и интернет у тебя будет, и баню сделаем, и от города недалеко.
Машка вздохнула над воздушными замками мужа, но согласилась, что и тут вполне можно наладить нехитрый быт по примеру Аленки и отца Ивана. Сияющий Семен долго не желал ложиться спать, к тому же следующий день был выходным, и он бродил по дому линейкой, что-то чертил в старой тетрадке в клеточку и был абсолютно счастлив.
А рядом с ним была счастлива и Машка, в конце концов, пусть муж строит дом, раз уж ему так хочется, а она обязательно заведет цветник, давно мечтала о розарии и хорошей альпийской горке!
Петр и Настя, полные еще свежих воспоминаний, скованно молчали, до самого центра города – просто не знали, куда им поехать, чтобы не обидеть друг друга. В итоге Петр припарковался и бросив руль уставился невидящим взглядом в стекло:
– Настя, я просто не знаю, куда тебя везти. Нашу квартиру ты не любишь, к твоим родителям не хочу ехать я, и скажи мне, как мы будем жить дальше?
– Петь, а поехали в квартиру моей бабушки? А? Туда, откуда ты меня забирал замуж. Там и поговорим.
Согласно кивнув, Петр повернул ключ зажигания. Через пятнадцать минут они вошли в квартиру, и бросив сумки у порога прошли на кухню. Уютно зашумел чайник, плеснула вода в ванной, из холодильника выплыла пачка масла, батон и кусок подсохшего сыра. Отыскав в брошенных сумках пакет овощей и зелени, Настя соорудила горячие бутерброды и салат.
– Давай поедим, Петь на голодный желудок жить страшнее.
Подкрепившись и запив бутерброды, чаем она продолжила:
– Я не хочу жить в квартире, которую ты называешь нашей, потому, что там все – твое. Там нет ни единого уголка, в котором мое вмешательство не нарушило бы гармонию! Твой чертов архитектурный замысел!
Выплескивая наболевшее, Настя встала и принялась ходить по крошечной кухне потирая руками плечи.
– Там нет мне места! Пространство для жизни заполняют двое, а ты просто выделил мне угол с подписью «жена» и обставил его в соответствии со своим представлением о верной супруге! Даже постельное белье выбрал сам, подходящее по цвету к ковру и спинкам кровати! И кроме того, Настя села и отхлебнула остывший чай, ты всюду представляешь меня «моя жена», и никогда: «мой дизайнер», «мой юрист», а ведь я вытащила твою фирму минимум из двух серьезных заварушек с документацией! И разработала четыре проекта принятых заказчиком в качестве лучших! Ты хочешь задвинуть меня на полку? Приковать к тумбочке в качестве детали интерьера? Я так не могу Петь. Я восхищаюсь твоей работой, я ею горжусь, и готова мотаться с тобой из страны в страну, но у меня должен быть якорь, должно быть место, куда я захочу вернуться, а вернуться, я видимо могу только сюда.
И Настя обвела рукой полупустую кухню. Петр ошеломленно молчал. Он не думал, что все зашло так далеко и так больно. Ему с детства внушали, что обязанность мужчины обеспечить семью, окружить жену комфортом и не отказывать в капризах, и он старался сделать, так как считал нужным и должным. А оказывается, заключил жену в кокон своих предпочтений словно завернул в толстое одеяло.
Полночи Петр просидел на кухне, потягивая то чай, то отыскавшийся в припасах коньяк, а под утро, заглянув в комнату замер. Настя не ушла в спальню, на огромную старинную кровать, свернувшись калачиком на старенькой тахте, она трогательно посапывала, во сне, изредка жалобно всхлипывая и принимаясь что-то бормотать. Присев рядом Петр погладил жену по голове, а потом к собственному удивлению прилег рядом, обнял и успокоенный принятым решением уснул.
Василиса и Кощей посадив племянника на рейсовый автобус вернулись в свое ипотечное жилье. Оглядев подзабытые хоромы, Василиса вдруг скинула на пол рюкзачок, уютно устроившийся на спине, стряхнула любимые спортивные туфли, и с размаху плюхнувшись на широченную кровать, лукаво поманила к себе мужа:
– Иди сюда.
– Вась, ты чего?
– Ложись, Финист мой, ясный сокол, буду тебя соблазнять.
– Вась, ну дай хоть раздеться!