Женские страшилки и заморочки

– Ох, Вера-Веруня! Вот так учудила! Как будто это не она три месяца назад разработала шикарный дизайн плаката «Умей предохраняться!» Ну, зачем, спрашивается, создавать искусственные проблемы себе и окружающим?! Не понимаю! – и он снова уткнулся глазами в белый лист, на котором крупно чернели два одиноких слова: «РОССИЯНЕ, РАЗМНОЖАЙТЕСЬ!»

Домик нал обрывом

Тот, кто баламутит воду в тихом омуте, рискует собственной головой

Ну и типом же оказался этот Фомич!

Судьба послала ему в жены редкостную женщину – красивую, добрую, тихую, заботливую, хозяйственную, притом на восемь лет младше его самого. Другой носил бы такую на руках, не скупился бы на ласку, пушинки бы с нее сдувал… А этот?!

Еще и медовый месяц не истек, а он уже заявился домой за полночь – дескать, совещание затянулось. Так и пошло. То совещание, то заседание, то юбилей, то круглая дата, то сдача объекта, то проводы.

Жили супруги в ближнем пригороде, в собственном доме на крутой горке. Внизу протекал безымянный ручей, заросший камышом, а наверх, к металлическим воротам, вела дорожка как раз по ширине мотоцикла с коляской. Возвращаясь домой с очередного “совещания”, Фомич вихрем взлетал по ней и мастерски тормозил на площадке, такой тесной, что переднее колесо едва не зависало над обрывом с острыми камнями внизу. Рокер, да и только! Перед сном он выпивал на веранде чашку крепчайшего чаю, а в перерывах между глотками говорил жене: “Ладная ты баба, Анюта! А только нет в тебе изюминки. Живешь, как клуша…”

Случалось, он говорил ей подобное и при людях, когда в доме собирались гости. Его надтреснуто-мурлыкающий басок звучал вроде бы без обиды, как бы в шутку, но бедная женщина цепенела от его слов и заливалась краской, понурив свою гордую голову. Что творилось в этот момент в ее душе, можно было только гадать. Но за целый вечер ни словом, ни взглядом она не выдавала своего протеста.

И как только он сумел взять над нею такую власть?!

Добро, сам был бы красавцем. А то рожа самая простецкая, нос бульбой, губы жабьи… И должность обыкновенная – дорожный мастер. Казалось, ну, ничем его не проймешь!

Однако же, и у этого человека имелась одна слабость, о которой он сам без утайки рассказывал всем подряд. Еще в детстве нашел он вместе с дружками в лесу ржавый снаряд. Бросили его в костер, а сами сели вокруг. Рвануло так, что двое уже не поднялись. Маленький Фомич не получил даже царапины, но с той поры всегда вздрагивал, если рядом раздавался резкий звук.

Зная эту особенность мужа, Анюта даже крышку на кастрюлю опускала с особой осторожностью.

Как известно, некоторые гуляки с возрастом делаются смиреннее. А этот кочегарил еще пуще. Уже совсем поседел ёжик его жестких волос, уже покрылось морщинами его обветренное и докрасна загорелое лицо, уже стал он дедом (единственная дочь, вышедшая замуж в другом городе, подарила им внука), но продолжал вести себя так, будто имел в запасе еще три жизни. И по-прежнему не было для него ничего милее доброй попойки и чужой юбки. И всё так же лихо, не хуже заправского рокера или каскадера, гонял он на своем мотоцикле.

Что касается его бедной жены, то всю свою нерастраченную нежность она, похоже, перенесла на домашнее хозяйство, которому отдавала каждую свободную минуту. В доме у нее всё сверкало чистотой, аккуратный дворик был всегда аккуратно подметен, клумбы пламенели яркими цветами, а ухоженные грядки радовали глаз. И ведь всё – сама!

Ну, хотя бы за этот уют, за вкусные пироги, за чистые глаженые рубашки для своего гулящего муженька могла ведь она рассчитывать на добрые слова с его стороны?

Но нет! Анюта так и оставалась для него “клушей”.

Оказалось, однако, что это еще цветочки.

Однажды, чаевничая на веранде, он сказал жене, как бы между прочим:

– Возвращайся-ка ты к матери, Анюта. Вещи бери, какие хочешь. Материально тоже буду тебе помогать. Но наша с тобой совместная жизнь закончена. А сюда придет другая хозяйка. Тебе в этом доме уже не жить.

Она вздрогнула, как от удара, но не проронила ни слова и долго еще в молчании протирала абсолютно чистый стол, опустив глаза долу. Лишь уходя, остановилась в дверях и спросила, не поворачивая головы:

– Можно я приглашу маму, чтобы помогла собрать вещи?

– Только не тяни! Сроку тебе – три дня!

Своим непреклонным характером Варвара Ивановна ничуть не походила на дочь. Это была властная, решительная дама, ставшая на склоне лет, особенно после кончины супруга, еще суровее. Своего разбитного зятька она невзлюбила с первой же встречи, чего никогда и не скрывала. Худой мир поддерживался кое-как лишь благодаря разделявшему тещу и зятя расстоянию. Фомич вполне искренне считал ее ведьмой, которая по ночам летает на метле.

Но сейчас, к немалому удивлению Фомича, Варвара Ивановна повела себя выдержанно.

– Здравствуй, зятек мой драгоценный! – сказала она, приехав с вокзала.

– Здравствуй и ты, теща моя золотая! – не остался в долгу Фомич.