Своему первому парню я изменила через несколько месяцев, в те же 15 лет.
Что повлияло? Как говорится, «не сошлись характерами». Хотя мы с ним и претендовали на титул «Лучшей пары в школе», но отношения были далеки от идеальных. Точнее, они были чересчур ровными.
Он не так много времени уделял мне. Хотелось быть все время вместе, а он после школы играл в футбол или шел к друзьям выпить бутылку-другую пива.
Они могли часами трепаться о совершенно неинтересных мне вещах, играли в карты и пр.
На правах его девушки я тоже могла посещать эти посиделки, но вскоре это стало казаться пустой тратой времени. Мне там было скучно. Секса тоже почти не было — условия не позволяли. Что особенно обижало — вместо того, чтобы вылезти вон из кожи и придумать что-нибудь, он спокойно довольствовался обществом друзей.
Мне хотелось любви, его постоянного внимания, хотелось жить только друг для друга. Вместо этого я имела ровное к себе отношение, очень похожее на равнодушие.
При этом он охотно отвечал на заигрывания других девчонок. Когда я упрекала его, он отвечал: «Ну, ты же понимаешь — это несерьезно». Но — серьезно или несерьезно — раздражало это меня не на шутку. После нескольких таких случаев я тоже решила ему досадить и демонстративно обратила внимание на своего одноклассника Максима.
Он недавно перешел к нам в школу, и поначалу мы отчего-то не ладили. А тут я пересела к нему за парту и начала потихоньку «клеиться». Делала я это, конечно, затем, чтобы слухи дошли до кого надо. Но скоро я заметила, что Максим стал мне по-настоящему интересен. С ним можно было о многом поговорить, и вообще он оказался Личностью, очень независимым и самостоятельным.
Отличник, победитель городских олимпиад (но среди ребят никогда не считался «ботаником»). Водил знакомство с «авторитетными» парнями постарше, которые его уважали. Тоже мог выпить и пива, и чего покрепче, сыграть в карты, поговорить о музыке, но никогда на этом не зацикливался.
Умница, он сразу догадался, что я делаю и с какой целью. Поэтому вначале держал меня на расстоянии, не желая выступать в роли лоха. Но с каждым днем нам становилось все интереснее вместе. И теперь, хотя я считалась еше «чужой девушкой», проводила с Максимом больше времени, чем со своим парнем.
После школы мы отправлялись вместе домой, и эти прогулки затягивались надолго… Первый мой парень, конечно, злился, глядя на все это. Но гордость не позволяла ему «прогнуться» передо мной. Не мог он и отвадить Максима — тот был слишком уважаемой фигурой.
Однако пытался Макса по-иезуитски «подколоть» — приглашал его попить пивка или поиграть в футбол после школы (давай, мол, займемся мужскими делами) — как раз тогда, когда тот собирался меня проводить. А Максим, к моему большому удовольствию, всегда отказывался.
Ситуация все больше выглядела странной, подвешенной. Я еще время от времени даже спала со своим первым, но радости не было никакой, поскольку душой была с Максом.
С Максимом же мы не говорили о любви (поскольку я была «чужой»), но то, что между нами уже далеко не дружба, было совершенно очевидно. Наши слова с каждым днем становились все откровеннее, глаза сияли при взглядах друг на друга. Нужен был только разговор, который расставил бы все по полочкам, но никто не решался его начать.
Это случилось в конце зимы на школьной лыжной олимпиаде. Нужно было сдавать какой-то норматив, но мы с Максом уже давно «забили» на школьные дела. Все классы дружно рванулись вперед, а мы неспешно передвигались рядом и наслаждались общением. Когда добрели до финиша, там уже никого не было. Кто-то поехал обратно в школу, кто-то развлекался катанием с близлежащей горки, на которой был даже устроен небольшой трамплин.
Разговор дошел до критической точки. Максим наконец-то заговорил о наших с ним отношениях. Сбиваясь и путаясь, он пытался объяснить мне то, что я уже хорошо понимала сама. Но я молчала — до чего же хотелось впервые услышать от него эти невыразимо сладкие слова признания!
И тут из-за каких-то кустов вырулил на лыжах пока еще «мой парень».
Видимо, чувствовал, что происходит нечто особенное, и хотел это предотвратить. Он вклинился в наш разговор и пристал к Максу с очередным дурацким предложением — прыгнуть с трамплина. Он был особенно агрессивен на этот раз, требовал, настаивал, брал «на слабо». Иначе, мол, тебя.
Максим, нельзя считать настоящим мужчиной, ты трус и т. п.
Боже, как я его ненавидела в тот момент! Не произнося ни слова, я мысленно желала ему… не скажу чего… Многие говорят, что я человек опасный… то ли предвидение у меня, то ли сглаз могу навести…
Максим же, к счастью, был, как всегда, ироничен и уверен в себе. «Что делать. — сказал он. — Да, я трус. Таким родился. Не пойду я на трамплин, прыгай сам», — и посмотрел на меня с любовью. Как же я была благодарна Максу за эти слова и этот взгляд!