Женские церемонии

По деревянной лестнице мы поднялись в зал, расположенный над первым, такой же огромный, но полностью залитый «черным светом», имеющим ту особенность, что в нем видны лишь белые предметы. Я поняла, что мы попали на склад сантехники, яркая белизна которой в этом свете резала глаз. Мы не различали вокруг ничего, кроме нагромождений фарфора, стульчаков, сливных бачков, раковин, аккуратно поставленных одна на другую или беспорядочно сваленных, рядов унитазов, бывших в употреблении и совсем новых, края которых все еще были покрыты защитной бумажной лентой. Почти все было пыльным и грязным. Некоторые раковины, служившие пепельницами или мусорными корзинами, были до краев забиты пустыми бутылками, банками из-под «Кока-колы» и прочей дребеденью. В полутьме бесшумно двигались тени, скользя между грудами фарфора и фаянса — можно было различить лишь тусклую белизну рубашек или глаз, — слепые и глухие тени сталкивались, задевали и касались друг друга, и при этом, казалось, друг друга не замечали; да и был ли здесь уместен разговор, даже если бы адская грохочущая музыка, почти невыносимая, не сделала его вовсе невозможным?

Моя подруга взяла меня за руку и сказала: «Пойдем». Мы спустились по деревянной лестнице, и она толкнула ногой двустворчатую дверь, которая вела в совершенно темную комнату. Здесь слышался шум воды, шорохи, шепоты и вздохи, и эти звуки, наряду с ощущением множества невидимых присутствий, дали мне понять, что сейчас мы попали в особое место, в святая святых. Вдруг кто-то щелкнул зажигалкой, и на короткое мгновение я увидела, что происходит: одни мужчины, расстегнув ширинки, мочились на других, стоявших на коленях, на четвереньках или лежавших у подножия облицованной плиткой перегородки, по которой ровными потоками струилась вода. Потом — снова тьма. Святая святых оказалась обычной уборной (отсюда, видимо, было и название заведения — «Туалет»), Еще три-четыре раза, в коротких вспышках зажигалок или спичек, я видела ту же самую сцену, а также огромное деревянное панно, стоявшее под углом к одной из стен, в котором были прорезаны круглые отверстия — сквозь них посетители просовывали члены в чьи-то незнакомые рты и ягодицы. Вдруг кто-то сказал вполголоса, но отчетливо: «Женщины…» Мы тут же попятились: мы слишком увлеклись этим зрелищем, совершенно не предназначенным для женщин.

Мы вернулись к нашему столику в первом зале, где на танцполе медленно покачивались несколько пар. В глубине, на эстраде, молодой человек продолжал танцевать ни для кого… или, может быть, для меня одной, смотревшей на него, крайне взволнованной тем, что я недавно открыла… да, в самом деле, крайне взволнованной.

Каблук-шпилька

Возможно, ничего бы и не случилось. Но так или иначе, когда я объявила, что хочу обследовать садомазохистские клубы Нью-Йорка, именно об этом мне тут же заговорили со всех сторон. У социолога всегда есть алиби: скажите, что вы проводите анкетирование, и можете задавать какие угодно вопросы. Юный университетский преподаватель, вызвавшийся быть моим гидом, предупредил меня: здесь никогда не знаешь заранее, что увидишь, как в «Дневной красотке» — все зависит от клиентуры, переменчивой, нестабильной, вялой вчера, изобретательной сегодня. Итак, я решила не разочаровываться, что бы ни увидела.

Было уже поздно, когда мы подошли к двери заведения, обитой помятым железом и не обещающей никакой роскоши внутри. Прочитав прейскурант, висевший сбоку от гардероба, я выяснила, что женщин среди посетителей меньшинство, поскольку, как и в других подобных заведениях, они платили за вход половину или треть цены, которую должны были заплатить мужчины: в «Адский огонь» их пускали и вовсе бесплатно, даже, точнее будет сказать, заманивали этим бесплатным посещением. Из этого можно было заключить, что они не слишком охотно приходят в такие места — во всяком случае, не в достаточных количествах. Но даже для мужчин цена была отнюдь не запредельной, судя по разношерстной клиентуре, которая в этот вечер занимала три разных сектора описываемого мною клуба. Белые, черные, молодые и не очень, в джинсах и футболках или костюмах с галстуками, посетители поодиночке или парами (редко группами) ходили туда-сюда по залу.