— В первый раз это было давно; я тогда только начинала осваиваться в нью-йоркских специализированных клубах, тем более привлекательных для меня, что в Париже точно таких не было. На небольшой сцене, расположенной в едва освещенном углу зала, достаточно красивая женщина проводила сеанс «господства» над мужчиной, стоявшим перед ней на коленях. Когда она заговорила с ним, я поняла, что ее голос, вне всякого сомнения, мужской. Я на какое-то время застыла с открытым ртом от удивления: я никак не могла себе представить, чтобы трансвестит мог быть «госпожой»! (Тогда я была еще наивна и делала свои первые открытия.) Гораздо позже, уже после выхода «Женских церемоний», я получила множество писем — почти исключительно от мужчин. Я решила встретиться с некоторыми из моих корреспондентов — просто для того, чтобы поговорить с ними. Особенно меня тронуло одно письмо, к которому было приложено очаровательное стихотворение, полное буколических цветистых метафор. Встреча состоялась в одном международном отеле, расположенном под аркадами на улице Риволи. И вот в гостиную входит старый господин, опирающийся на трость, потом мы довольно долгое время с ним беседуем, как вдруг он говорит: «Вы не заметили?» — «Не заметила чего?» — «Я священник». Это действительно был священник из религиозного учебного заведения для девочек, из Бельгии. Он регулярно приезжал в Париж, чтобы его мучили профессиональные «госпожи», — вы знаете этих профессионалок, настоящих экспертов, у которых есть так называемый «донжон» — специально оборудованное помещение с набором традиционных инструментов: колец, крестов Святого Андрея, столов для экзекуций, розог, костюмов для переодеваний и т. д.
—
— Женская верхняя одежда, белье, туфли на шпильках, форменная одежда горничных и т. д. — во все это они одевали своих клиентов, перед этим накрасив их (или нет). Некоторые клиенты сами приносили с собой фетишистские наряды и переодевались в них. В Германии, где подобное практикуется более открыто, чем у нас, Томи Унгерер[9]
прожил полгода рядом с профессиональными «госпожами», на одной из улиц Гамбурга, где расположены специализированные заведения; он с ними подружился и создал галерею рисунков, посвященных их аксессуарам и нарядам. Не так давно эти рисунки и прилагающиеся к ним интервью с «госпожами» были опубликованы в красиво изданной книге, о которой очень много говорили с момента ее выхода в продажу. Вскоре после этого я увидела на стене в приемной одной «госпожи» великолепный рисунок, где она была изображена во весь рост, в горделивой позе. Надо полагать, это был его подарок. Там же, в Гамбурге, я посетила расположенное возле вокзала, в небольшом трехэтажном доме, укромное садомазохистское заведение, которое называлось «Мадам…»- имя я забыла. У иностранцев, в частности, у немцев и американцев, эротизм часто ассоциируется с французским языком, где слово «мадам» — одно из самых употребительных. Какой-то состоятельный человек вложил в это заведение порядочно денег ради юной и хорошенькой профессиональной «госпожи», приобретающей известность. На втором этаже был впечатляющий гардероб всевозможной одежды и обуви, на первом — небольшой амфитеатр, где устраивались тематические вечеринки, с демонстративными и поощрительными скетчами; также в центре этой уменьшенной модели амфитеатра находилась небольшая лодочная карусель. Я никогда не видела в подобных заведениях такой неожиданной вещи. Каково было ее точное назначение? Я встретила там здоровенного негра, с которым познакомилась в Нью-Йорке в одном из клубов, где он наблюдал за порядком и при этом сохранял манеры воспитанного ребенка. Он был всецело предан мадам — в ее заведении он стал портье, вышибалой, доверенным лицом…—