Женские убеждения

Раздался тихий смущенный смех, потом они быстро проголосовали и решили, что намеченное будут осуществлять, даже при отсутствии наставников. Спасут девушек. А потом пригласят одну их них в Лос-Анджелес, как и собирались. Будут и дальше принимать пожертвования, откладывать их на следующий раз, а потом потихоньку закроют эту программу и скажут, что она оказалась успешной и завершилась, поскольку все цели достигнуты.

– А как мы поступим с Фейт и вообще с нижним этажом? – поинтересовалась Ким. – Что мы им скажем?

Шрейдер сидел, переставляя проволочные поделки, а потом вдруг понял, что все смотрят на него и ждут. Он с большой неохотой выпустил из рук проволочно-серебряно-магнитные штуковины – они осели с тихим пощелкиванием.

– Оставляю решение за вами, – провозгласил он.

В итоге спасение состоялось, под покровом ночи, и прошло успешно. А остальное, в смысле, программу наставничества, «пришлось отложить на неопределенный срок», но в любом случае, девушкам вернули свободу, а ведь это главное. В «Шрейдер-капитал» никто понятия не имел, что с ними было дальше. Эммет Шрейдер со своим мушино-блошиным сосредоточением после заседания вообще не возвращался к этому вопросу, да и Фейт не ввел в курс дела – она, собственно, вообще ничего не знала, поскольку ей с самого начала никто не сообщил, что нанятую ею сотрудницу заменили на протеже жены Полсона.

С той истории прошло несколько месяцев, она почти позабылась. Пожертвования продолжали поступать, но, по счастью, в небольших количествах. Через некоторое время все более или менее успокоились, и в преддверии конференции в Лос-Анджелесе кому-то было дано задание пригласить туда одну из спасенных. Турагент все организовал, Грир Кадецки представила девушку на конференции, написала ей текст, сама прекрасно выступила – все прошло без сучка и задоринки, вот только пару дней спустя – так рассказывала Фейт – Грир, судя по всему, узнала от некоего неназываемого человека, что никакой программы наставничества не существует.

– Назови этого человека, – потребовал Эммет, однако Фейт отказалась.

Он вспомнил ранние времена существования фонда – какой он испытывал азарт. Как будто вернулся в юность. Как будто снова и снова ложился в постель с Фейт, хотя и не ложась с ней в постель. Это был такой полномасштабный телесно-духовный трах. Как оно бывает, когда вкладываешь всю душу. Вот что значит – сосредоточиться.

Когда Фейт дала свое согласие на работу в фонде, он отправил Конни Пешель в скелетообразное пространство, которое представлял собой тогда двадцать шестой этаж, чтобы подыскать место под ее кабинет.

– Мисс Фрэнк нужны окна повсюду, – наставлял он Конни.

– Я стенки долбить не умею, мистер Шрейдер, – объявила она. Вот ведь стерва. Она работала у него с самого дня основания фирмы, то есть еще с семидесятых. Его жене Мадлен она нравилась, причем все сходились на причине – Конни Пешель была откровенно уродлива: толстая шея, будто бы на болтах, лицо, изрытое дрянью, которая миллион лет назад была юношескими прыщами – по ней она непонятно зачем размазывала тональный крем цвета обжаренного арахиса.

Впрочем, то, что Конни такая непривлекательная, Мадлен не утешало лишь от части. В принципе, ей было все равно, захочется Эммету трахнуть свою секретаршу или нет. Ей было прекрасно известно, что после женитьбы он спал с несколькими женщинами. Такова была его натура, а кроме того – и часть их негласной договоренности. Но та же договоренность молчаливо утверждала, что спать он может только с теми, кто не вызывает у него уважения и восхищения, а с теми, кто вызывает, – ни-ни. Элементарное уравнение. Тем самым реальной угрозы их браку не возникало, потому что хотя Эммету Шрейдеру и нравилось развлекаться в постели с самыми разными женщинами, он был не из тех мужчин, кто пустит всю жизнь псу под хвост ради человека, не интересного ему интеллек туально.

Сила с самого начала была на стороне Мадлен, поскольку она была богата, а он – беден. Деньги, на которые был основан «Шрейдер-капитал», пришли из ее семьи. Жениться на нью-йоркской наследнице состояния Траттов, если сам ты – сын чикагского молочника, значило обречь себя на суровые испытания. На семейных сборищах у Траттов его окатывали ледяной водой. С ним поначалу не желали говорить, даже смотреть на него не желали. На раннем этапе брака Эммет, пытаясь показать, что состояние жены ничего для него не значит, устроился на унылую работу в «Набиско», Мадлен же волонтерила в разных благотворительных фондах. Были они скучающей четой, время от времени отправлялись в Европу путешествовать или ездили в Вегас сыграть в казино. Только после рождения Эбби в доме затеплилась какая-то жизнь. Мадлен оказалась прекрасной матерью – чуткой, жизнерадостной, но поскольку саму ее растили няньки, она на автомате наняла няню и Эбби, так что занять свободное время ей по-прежнему было нечем.