Женские убеждения

Но сегодня книги утратили привлекательность, лежали нетронутые, позабытые. Сегодня в колледже можно было только веселиться на вечеринке или сидеть в безликом зале общежития, в безкнижье и самоедстве. Она знала, до какого исступления может довести обида. У обиды, в отличие от голого горя, есть собственный вкус. В данном случае обижаться она будет чисто для себя. Родители ничего не увидят, не увидит даже Кори Пинто – там, в Принстоне. Они с Кори выросли вместе, а в любви и единении пребывали с прошлого года; и хотя они дали друг другу клятву, что все четыре года учебы будут постоянно общаться по Скайпу – новая опция, видео, позволяла даже смотреть друг на друга – а еще брать у знакомых машины и встречаться хотя бы раз в месяц, сегодня вечером разлука оказалась полной. Он надел красивый свитер и отправился на вечеринку. Немного раньше она вблизи рассмотрела его видеоверсию по Скайпу, он подошел к самой камере: сплошные поры, ноздри – и лоб точно скальный выступ.

– Попробуй провести время весело, – посоветовал он с легкой запинкой (из-за подвисающей связи). А потом повернулся и махнул Джону Стирсу, оставшемуся за кадром соседу по комнате, которому вроде как говорил: сейчас, еще две секунды. Нужно с этим покончить.

Грир быстро свернула разговор, потому что не хотела, чтобы ее воспринимали как «это» – головняк, с которым нужно покончить, слабую сторону в отношениях. И вот теперь она сидит в зале общаги, запускает руку то в попкорн, то в рот, разглядывает плакаты – прием Геймлиха[3], набор в этно-ансамбль, пикник студентов-христиан (состоится в любую погоду). Мимо проходила какая-то девушка, приостановилась; впоследствии она признается, что сделала это скорее из сочувствия, чем из интереса. Она была похожа на худощавого сексуального паренька, безупречного телосложения, в стиле Жанны д’Арк, который неизменно считывается как гомосексуальный. Девица оглядела ярко освещенный зал с потерянными душами, нахмурилась, размышляя, а потом объявила:

– Иду посмотреть, где сегодня тусовка – может, кто хочет со мной.

Парень покачал головой и вновь уставился на экран. Девица с попкорном продолжала его жевать, а страдавшая животом – переругивалась с кем-то по мобильнику: идти ли ей в медкабинет.

– Да, я знаю, что мне там помогут, и это хорошо, – говорила она. – Но я без понятия, где он находится, и это плохо, – пауза. – Нет, я не могу вызвать охрану, чтобы меня проводили, – снова пауза. – Да и вообще я подозреваю, что это просто нервы.

Грир глянула на пацанку в дверях и кивнула, а та кивнула в ответ и подняла воротник куртки. В полутемном вестибюле они протолкнулись через тяжелую дверь черного хода. Только оказавшись на ветру, который тут же пробился сквозь тонкую ткань рубашки, Грир вспомнила, что она ничего не набросила сверху. При этом она точно знала: не стоит искушать судьбу и спрашивать, можно ли ей сбегать на третий этаж за свитером.

– Заглянем в пару разных мест, – предложила пацанка, которая представилась как Зи Эйзенстат из Скарсдейла, штат Нью-Йорк. – Продегустируем студенческую жизнь.

– Точно, – согласилась Грир, будто и сама предполагала поступить так же.

Зи повела их в Дом Испании – обшитое досками отдельно стоящее здание на краю кампуса. Они вошли, какой-то парень поздоровался: «Buenas noches, seňoritas»[4] и подал им бокалы с, как он выразился, «ненастоящей сангрией», после чего Грир вступила в краткую беседу с еще одной местной по поводу того, настоящая сангрия или нет.

– Licor secreto[5]? – негромко спросила Грир, а девица глянула на нее в упор и ответила:

– Inteligente[6].

Inteligente. Грир много лет довольствовалась тем, что она умная. Поначалу быть умной всего-то означало, что ты в состоянии ответить на любые вопросы, которые задают учителя. Казалось, что весь мир строится на одних голых фактах, и для Грир это было великим облегчением, потому что факты она выдавала без всяких усилий – так фокусник вытаскивает монетки из первого подвернувшегося уха. Факты сами всплывали в голове, она их только озвучивала – и в итоге прослыла самой толковой ученицей в классе.

Позднее, когда требовались уже не одни только факты, ей стало сложнее. Выкладывать, что у тебя на уме – взгляды, суть, ту самую субстанцию, что плещется внутри и делает тебя той, кто ты есть, – это было и утомительно, и страшно; именно об этом Грир и думала, пока они с Зи направлялись к следующей точке, арт-студии «Барашек». Откуда Зи, первокурсница, проведала про все эти места, оставалось неясным; «Райландский вестник» ничего про них не сообщал.