Как она и предполагала ничего, сколько-нибудь заслуживающего внимания, она в той женщине разглядеть не смогла, как не пыталась. И потому, в стремлении всё же докопаться до истины, задала этот вопрос непосредственно мужу, но тот пожал плечами:
– Она живая… Когда я рядом с Верой, я тоже чувствую, что живу, что есть что-то впереди… Я не знаю поймёшь ли ты, но здесь я должен, а там хочу…
Её муж был прав, она так и не поняла этого, ни тогда, ни много позже…
Наташка называла разлучницу не иначе, как «эта официантка», и при этом кривила губы в такой презрительной гримасе, будто сама занимала видную должность, по меньшей мере, в администрации какого-нибудь министерства, а не работала медсестрой в военкомате, год за годом заполняя бесконечные таблицы антропометрических данных призывников.
Всё то время, что я знала Наташу, она мечтала продать квартиру и уехать, как она выражалась, в настоящую Россию. Что именно подразумевалось под этим, догадаться было несложно. Имелось в виду, покинуть, наконец, национальную республику и переехать туда, где живут только представители славянской национальности. Признаться, я и сейчас сомневаюсь, что такое место вообще существует. Хотя надо сказать, что она в этом своём стремлении вовсе не была оригинальна. В то время почти все русские, которых я знала (в лучшем случае через одного), говорили о том, что отсюда нужно валить. Когда проходило время, и я встречала тех же людей, которые пять или десять лет назад активно готовились к переезду, можно сказать, практически сидели на чемоданах, я узнавала, что теперь для них главное, чтобы устроились дети. Неважно где, в России, Канаде, на юге Испании, -главное, чтобы не здесь. Я и сама охотно с этим соглашалась, но уехала только через тринадцать лет. Видимо, для того, чтобы произошло какое-то значимое событие, одного желания, а также многократных словесных высказываний о нём, бывает недостаточно. Необходимо что-то ещё. Помимо внутренней готовности, нужна ещё и совокупность внешних факторов, стимулирующих и запускающих процесс, благодаря которым намерение трансформируется в результат.
Так вот, Наталья, как и многие другие в среде моих знакомых, только говорила. В основном, что-то о средней полосе России. Более конкретного плана у неё не было. Но квартиру, тем не менее, она продавала. Но по всей вероятности, делала это, скорее, умозрительно. Как, впрочем, и всё остальное в своей жизни, чисто теоретически, то есть, на словах. Поэтому стоит ли удивляться, что за десять лет никаких конкретных действий в этом направлении с её стороны предпринято так и не было. Наташка всё время боялась, что её подставят, обведут вокруг пальца, отберут квартиру и, в конечном итоге, пустят по миру. Страх и недоверие ко всем сразу и каждому в отдельности были как раз теми чувствами, которыми она руководствовалась в жизни. Так что дальше пространных обсуждений дело не шло. Примерно тоже самое происходило и в отношении всего остального. Например, она всё время жаловалась на нехватку денег, но при этом не делала ровным счётом ничего, чтобы каким-то образом эту ситуацию изменить. И ей не нравилась её работа: скучная, вялая, однообразная, и ещё больше не нравилась копеечная зарплата, которую она на ней получала. Но при этом она даже не начинала искать что-то более подходящее. А советы вроде того, чтобы бросить к чёртовой матери всё и заняться чем-то другим, тем, что ей нравилось бы больше, приводили её не просто в замешательство, а я бы даже сказала, в состояние лёгкого ступора. Не говоря уже о том, что потребовалось бы порядочное время, чтобы разобраться с тем, что ей вообще нравится и чего она действительно хочет. И ещё неизвестно, чтобы из этого вышло и вышло ли вообще что-нибудь. Наталья, сколько я помню, постоянно искала какую-то подработку, но на моей памяти, так ни разу ничего и не нашла. Хотя, нет, кое-что, пожалуй, всё-таки было. Когда её дочь окончила школу и уехала тут же, как только получила аттестат, она стала сдавать её комнату девочкам-студенткам.
Вот такой была Наташа. Третий, почётный член, партнёр и возможный соучредитель, существующего пока только в воображении и, преимущественно, моём, женского клуба. Но какая бы она ни была, наша Наталья, слегка приземлённая, скучная и пресноватая, она была очень удобной. Во всех отношениях. Её можно было не замечать, посматривать свысока, иногда, по-дружески, дать несколько ценных советов, которыми мы сами вряд ли пользовались. А ещё можно было, позволять, так сказать, с барского плеча, собой любоваться, слегка завидовать, и стараться дотянуться, до недосягаемого, ну дураку ж понятно, результата. И это ещё, не считая главного: возможностью приходить в любое время в её дом, который стал считаться у нас, чуть ли не штаб-квартирой, устраивать на её кухне непредсказуемые по своей длительности и сценарию застолья и, выходя от неё, сытыми и нетрезвыми голосами обмениваться между собой ехидными замечаниями по поводу редкой необразованности, полного отсутствия вкуса и тотальной ограниченности серой мышки Наташки.
Часть 2.