– Она как раз и предложила Изабелле съездить в Европу – даже настаивала. Однако ж сестре непременно следует извлечь из поездки пользу, и тут я надеюсь на тетушку. Мы должны дать Изабелле возможность.
– Возможность? Для чего же?
– Возможность для развития.
– Боже правый! – воскликнул Эдмунд. – Куда ж ей еще развиваться?
– Вечно ты споришь ради спора, только потому и не огорчаюсь твоим словам. Сам знаешь – ты любишь Изабеллу.
– Знаешь ли ты, что я тебя люблю? – приводя в порядок шляпу, шутливо спросил Эдмунд сестру супруги.
– Знаю одно: мне до этого решительно никакого дела нет! – воскликнула девушка, хотя и тон ее, и улыбка говорили об обратном.
– О, погляди, как мы о себе возомнили после беседы с тетушкой, – проворчала Лилиан.
– Что ты такое говоришь, Лили? Ничуть я не возомнила, – серьезно возразила Изабелла.
– Заважничала и заважничала, не страшно, – примирительно сказала Лилиан.
– Ничего такого в нашем с миссис Тушетт разговоре не было. Отчего же мне важничать?
– О, да она и вправду раздулась от гордости, – засмеялся Эдмунд.
– Ежели я и раздуюсь – то по гораздо более веской причине.
Как бы ни спорила с сестрой и зятем Изабелла, все же чувствовала она себя теперь совершенно иначе – будто бы с ней случилось нечто хорошее. Лилиан с Эдмундом ушли, и вечером Изабелла оказалась предоставлена самой себе. Села у светильника; к обычным занятиям отчего-то не тянуло. Снова встала, пересекла комнату, вышла в другую, затем двинулась дальше по дому, стараясь держаться мест, где яркого света не было. Ее охватило беспричинное беспокойство, и даже порою пробивала легкая дрожь. Произошедшее сегодня имело не-обыкновенную важность, хотя на первый взгляд важным и не выглядело; жизнь Изабеллы оказалась на грани больших перемен. Что они принесут с собой – непонятно… Однако наша героиня очутилась в таком положении, что любые перемены стали бы для нее манной небесной. Изабелле хотелось оставить прошлое позади и начать все заново. Желание это родилось не сегодня и было ей знакомо давно, подобно шуму дождя за окном. Попытки его исполнить она предпринимала не раз.
Изабелла закрыла глаза и устроилась в темном углу гостиной – не для того, чтобы погрузиться в дремотное забытье, напротив: она ощущала страшное возбуждение и едва могла собрать разбегающиеся мысли. Воображение у нее всегда было живым: закроешь дверь, а мечта пробирается в окно. Изабелла и не пыталась его обуздывать. Случались такие события, когда и стоило бы положиться на холодный расчет, ан нет: всякий раз она давала волю фантазиям, за что и бывала наказана.
Сегодня, когда настала пора броситься в неведомое будущее, ей начали являться образы прошлого, которые вот-вот останутся далеко позади. В сознании замелькали годы и дни, и Изабелла, вспоминая каждый из них, долго сидела в тишине, нарушаемой лишь звоном больших бронзовых часов. Она вела в Америке счастливую жизнь, и ей всегда сопутствовала удача – тут не поспоришь. Изабелле, в отличие от многих и многих, кому не позавидуешь, доставалось самое лучшее; она не знала нужды и невзгод, о чем порой жалела – в книгах говорилось, что трудности способны сделать жизнь лишь интереснее и многому учат.
Отец оберегал ее от неприглядной действительности, к которой и сам испытывал отвращение. Милый, любимый папенька! Какое счастье иметь подобного отца! Изабелла гордилась, что в ней текла его кровь. После кончины папеньки много думала и пришла к выводу: он всю жизнь показывал детям, как прекрасен мир, а сам на деле не всегда умел совладать с присущими ему уродствами, хоть и мечтал их не замечать. За противоречивость натуры Изабелла любила его еще больше. Слишком щедрый, слишком добрый, слишком далекий от низменных соображений… Многим казалось, будто равнодушие отца к холодному расчету заходит слишком далеко, причем немало сторонников этой теории находилось среди людей, которым отец остался должен.
Впрочем, Изабелла об их мнениях осведомлена не была, а вот читателю небезынтересно будет узнать: покойного мистера Арчера почитали человеком прекрасных душевных качеств и, между прочим, весьма предприимчивым (как говаривал один из знакомцев, Арчер вечно что-нибудь предпринимает), однако ж полагали, что жизнью своей он распорядился бестолково. Растратил впустую немалое наследство, обожал развеселые компании и не чурался азартных игр. Некоторые даже заявляли: Арчер-де не сумел толком поднять дочерей. Образования не дал, постоянного места жительства – и того не обеспечил. Избалованы и в то же время лишены подлинной родительской заботы, брошены на попечительство нянек и гувернанток, причем далеко не самых лучших… Если школа – то непременно дурного пошиба, управляемая французишками, из которых по окончании месяца обучения девочек забирали в слезах.