Маргарет, мой друг, изменяя своему обычаю, шлю вам не вид, до которых вы так неравнодушны, а портрет, причем отнюдь не классического образца. Это эстрадная певица, кумир граждан удивительной страны, которую я пытаюсь хоть как-то показать вам через свое видение. Певица, согласитесь, хороша собой, несмотря на бросающуюся в глаза вульгарность, которой, впрочем, едва ли удалось избежать хотя бы одной даме такой профессии. Голос у нее, однако, недурен, и держится она неплохо. Возле ее дома, мне говорили, всегда толпа поклонников. Люди хотят быть разными, но они, часто не зная о том, на удивление одинаковы. Стоило ли ехать так далеко, чтобы еще раз в этом убедиться? Но мы втроем - Бернар, О'Бумба и ваш покорный слуга - нисколько об этом не жалеем и все вместе свидетельствуем вам свою преданность.
Ваш Уильям
Глава 8
Позвольте представить - попутчица с нижней полки.
Две бутылки "джигулевски", которые мы умыкнули накануне из запасов Могилевского, позвякивали на вагонном столике. Я лежал на верхней полке и смотрел в окно. Напротив меня валялся в тренировочном костюме отныне неразлучный со мною Миша Кравчук и притворялся, будто читает книгу по теоретической биологии в глянцевой суперобложке. Небось разглядывал картинки с ученым видом и думал про себя - а хорошо ли я смотрюсь со стороны, с соседней верхней полки?
Это, доложу я вам, не всякому выпадает такая честь, чтобы столичный корреспондент не из последних ехал к черту на рога, через реки, горы и долины, в твой заштатный пятиэтажный городок, слепленный в годы ударных пятилеток усилиями местных домостроителей, и ехал с единственной целью: взять информацию о предполагаемом открытии, которое вполне может оказаться -липой и скорее всего таковою и окажется.
Как генерал прознал, что мистер Кравчук сделал на конгрессе сенсационное сообщение, потрясшее мировое научное сообщество,- ума не приложу. Публика-то разбредалась с того затянувшегося заседания совсем не потрясенная, а, напротив, какая-то тихая, я бы сказал, зашибленная. Впрочем, такое случается и от потрясения. Может быть, Могилевский ляпнул что-то лишнее? Когда человек слишком много смотрит в видоискатель, он порой теряет контроль над собственной речью. Вот он и может выложить кому не надо: эвон какое сегодня сообщение было, курьез мирового значения, с потрясающей картинкой, а наш друг конгрессмен ходит, как пришитый, по пятам какого-то старикашки-англичанина и выканючивает у него никому не нужное интервью. А этот некто, кому Могилевский ляпнул, в свою очередь докладывает генералу, что, мол, у нас в провинциальном городе делают сенсационные открытия, о которых в Кембридже даже мечтать не смеют, а мы об этом узнаем последними. Что делать шефу? Нобелевскогото лауреата ему упустить тоже жалко, даже не жалко, а просто нельзя, потому что есть мнение: он наш друг, всегда стоял горой за сотрудничество с советской наукой, никогда против нас никаких писем не подписывал, хоть старичок и чудной. И что в результате?
"Подписываю вам командировочку, дорогой Константин Григорьевич, быстренько, быстренько, за день управитесь и обратно, а как вернетесь, так сразу за бока этого сэра... (порылся в бумажках) сэра... (посмотрел на меня, я молчу)... сэра... (нашел бумажку под железякой) Бризкока. Вот так. И в пятницу даем на полосе два материала - что тут сделали наши ученые и как этот сэр... Бризкок расценивает в свете поступательного движения науки, ну и, понятно, немного о сотрудничестве ученых в плане прогресса и развития".
"Но ученый-то наш (это я спрашиваю у шефа), он здесь, в Москве, на конгресс ходит. Кто же мне там без него все покажет и расскажет?" "Руководство (генерал строг и тон его назидателен). Руководство и покажет и расскажет. А если этого мало, возьмите кандидата с собой в качестве экскурсовода. Газета оплатит".
"А если он не захочет? Если ему на конгрессе быть важнее?" "Детские разговоры, Константин Григорьевич! Статья на третьей странице нашей газеты, может быть, с портретом (незнакомки в три четверти или кандидата - я не стал уточнять), это с одной стороны, а с другой - какой-то белковый конгресс, что он, последний, что ли?" Я передал все это Мише близко к тексту, и он согласился мгновенно. Как будто истосковался уже по родным местам и жаждет хоть глазком взглянуть на брошенный им всего лишь на неделю институт.
О, тщеславие, что ты творишь с великими и малыми, не щадя даже провинциальных исследователей, украшенных расписными галстуками...
И вот поезд мчит нас на историческую родину кандидата наук Михаила Кравчука, что в шестистах километрах от златоглавой столицы, дабы корреспондент мог поведать многомиллионной читательской аудитории любимой народом газеты про некоторые запасы пороха в отечественных научных пороховницах. Так и вижу это десятимиллионоголовое чудище, уткнувшееся десятью миллионами носов в полосу с моей статьей.
Что ты делаешь с видавшими виды корреспондентами, тщеславие!