Ирина с удовольствием надела новый плащ, повязала шейный платочек и вышла в ранний августовский вечер, решив, что успеет еще в Публичную библиотеку. Егорка проводит лето с бабушкой на даче, и необходимо максимально использовать свободу.
Бросив взгляд на гастроном, Ирина улыбнулась. Теперь ей было не то чтобы стыдно, а просто странно вспоминать о своем пристрастии к выпивке. К счастью, когда удается вырваться из рабства собственного навязчивого желания, все встает на свои места.
Сразу после процесса Валерий написал заявление по собственному желанию, и Ирина понятия не имела, куда он подался, да и не хотелось ей этого знать.
Он устроил ей отвратительную сцену и в пылу негодования проговорился, что никогда не хотел жениться и лгал о том, что ушел от жены, потому что был уверен, что в последний момент любовница одумается.
Очень долго после этого Ирина была противна сама себе, но теперь вспоминала Валерия, как тяжелую болезнь, от которой она долго страдала, но наконец выздоровела.
– Ирина Андреевна? – На тротуаре стоял Кирилл Мостовой.
Она подошла и приняла у него из рук букет чайных роз.
– Простите, что так задержался с благодарностью, – сказал Кирилл, – но я ждал, пока осудят настоящего убийцу, а то, сами знаете, ложечки нашлись, а осадок остался. Все равно я был невиновен на девяносто девять процентов, а не на сто.
Ирина усмехнулась:
– Один процент в вашем случае был очень даже не маленькой величиной. Вам лучше не знать, на какой тонкой ниточке висела ваша жизнь.
Мостовой пожал плечами:
– Что ж, жизнь вообще имеет такое свойство.
– Как вы теперь?
– Грех жаловаться. Работаю на прежнем месте, сейчас получили очень интересный заказ. Кстати о работе: это вам.
Он достал из-за спины и протянул ей чугунную вазу, сделанную в виде сплетения листьев.
– Какая красота! – искренне восхитилась Ирина и хотела взять, но Кирилл с улыбкой отвел руку:
– Очень тяжелая. Вам придется или вызывать такси, или позволить мне проводить вас. Позволите?
Ирина кивнула. Мостовой предложил ей руку, она приняла и медленно двинулась с ним по тротуару.
– Кирилл Вениаминович, я тоже должна вас поблагодарить, потому что после вашего процесса моя карьера резко пошла в гору. Когда поймали настоящего убийцу, вспомнили, что я оправдала невиновного, и фортуна обласкала меня сверх всякой меры. Меня назначили председателем суда, пригласили в заочную аспирантуру…
– Рад это слышать. Ирина Андреевна, как только я вас увидел первый раз, сразу понял, что моя судьба в надежных руках.
Она покачала головой:
– Благодарите заседательниц. Если бы Надежда Георгиевна не сообразила про две заколки, так бы мы ничего и не раскрутили.
– Для них я тоже сделал сувениры и хотел узнать у вас, как можно передать.
– Надежде Георгиевне вряд ли удастся. Она разошлась с мужем и уехала поднимать образование в дикую глухомань, где, кажется, и детей-то еще не народилось.
– Бедная женщина…
– Да нет, она сама захотела. Сказала, что всегда есть время исполнить мечты юности, собралась и уехала.
– Ах да, мне же Федор писал, что вместо нее – молодой директор с какой-то революционной фамилией, и навел порядки, как в Чека. Но для Федора это оказался большой плюс, потому что его дама долго боялась все бросить и выйти за него, но как только сменилось руководство, страх пропал.
Ирина сообразила, что Федор – это замполит.
– Если хотите, я дам вам адрес Надежды Георгиевны.
– Буду признателен. А вторая девушка?
– О, она недавно вышла замуж, так что ваша ваза придется ей как нельзя кстати.
Процесс над Ярыгиным завершился, и Ирина рассказала Кириллу, что именно благодаря Наташе удалось выйти на настоящего маньяка и как он чуть не убил Наташу, но подоспел Глущенко и в одиночку задержал преступника. Его хотели официально поощрить за отвагу, но, насколько Ирине было известно, вопрос так и повис в воздухе.
– Надо же, – покачал головой Кирилл.
– Только Ярыгина признали невменяемым, – вздохнула Ирина, – не знаю уж почему, то ли он действительно сумасшедший, то ли из-за того, что коллега. Проходит сейчас принудительное лечение. Ладно, бог с ним, лучше расскажите, как ваше творчество?
Кирилл нахмурился и слегка замедлил шаг:
– Я восстановился на филфаке, а из группы, наоборот, ушел.
– Почему? Мне нравились ваши песни.
– Мне тоже, не все, но некоторые из них.
Они как раз проходили мимо скверика и, переглянувшись, повернули в него и устроились на детских качелях, утопавших в кустах шиповника. Синий пластиковый навес защитил скамью от дождя, поэтому на ней можно было сидеть. Они оттолкнулись ногами от земли и стали раскачиваться. Толстая ржавая цепь, на которой висели качели, противно заскрипела.
– Так почему вы ушли? А как же ваши товарищи?