Женский выбор

За столиком меж тем ютились две пьяненькие старушки. Упершись локотками в грязную столешницу, они тихонько ворковали о чем-то им одним ведомом. Сморщенное унылое личико более худенькой бабки я смутно помнила по каким-то театральным постановкам ТЮЗа, на которые меня водили в детстве. Другая старуха, та, что потолще, опубликовала в начале девяностых в одном «желто-розовом» журнале гнусные мемуары о собственных сексуальных похождениях, имевших место в тридцатые и в сороковые годы. Старой даме почему-то очень хотелось, чтобы все вокруг считали ее алчной и распущенной б…ю.

Столик, разумеется, не выдержал, обрушившегося на него удара и рассыпался, увлекая беспомощных старух за собой. В стороны с треском полетели обломки хлипких ножек. Издавая нечленораздельное мычание, старушки опали и накрыли своими жалкими тельцами ничтожную часть тучного кулака-собственника. Тот даже не проснулся.

Наконец Великий повернулся и, уставившись сквозь меня на что-то лишь ему ведомое жутким остекленелым взором, возопил фальцетом:

– Мы желаем секса! Начнем с ора-ального, пожалс-с-та! – Мятые брюки безвольно пали на мокрый пол и обнажили нечистое белье.

Именно в этот момент на кухне появился встреченный мной на входе хамский мужичок. Стало ясно, почему он замешкался. С ним вместе, крича и толкаясь, ввалилась жутковатого вида размалеванная девица в розовых лосинах и бархатных сапогах на шпильках. Брезгливо задирая ноги на мокром полу, она отталкивала от себя мужичонку и визжала в трубку мобильного телефона:

– Сколько можно меня к этим алкашам-импотентам вызывать?! В который раз уже! Предупреждала же: я этот адрес наизусть знаю! Чего прикажешь с ними делать?! Я – бл…ь, а не уборщица, чтоб говно за инвалидами подтирать. Слышишь меня! Я не сантехник ни хрена, и не санитарка, блин, чтобы обоссаные трусы нюхать! Забирайте меня отсюда к е…й матери! И с бабками тоже сами разбирайтесь!

При этом я не поняла, имела она в виду под «бабками» деньги или все же тех двух пьяных старух, так и не дождавшихся оргии. Последние бабки с сопением копошились в обломках возле моих ног.

– А ты, бл…ь, из какого агентства? – Девица обратила внимание и на меня.

При этом слово «бл…ь» она употребила не в оскорбительном, а в сугубо профессиональном смысле. Предполагалось, что я – ее коллега по цеху.

– Из страхового. Из страхового я агентства! – Шутка оказалась неуместной и даже опасной.

– А! – хохотнула девица. – Я так и думала. Вот вы, страховщики как раз тут и отсосете со своими страховками. По полной программе!

Она обвела руками разгромленное и затопленное пространство.

Мои неосторожные слова привели в исступление мужичонку, очевидно, приходившемуся Великому соседом снизу:

– Ага! Страховщики хреновы! Вот вы мне за все и ответите!

Сосед снизу бросился ко мне и ухватился за ворот моей куртки.

– Вы за все заплатите!

Из последних сил я отшвырнула истерика на груду актерских тел. Шарахнувшись от описавшегося Великого, я выскочила на лестницу, пулей слетела вниз, выбежала на улицу и, уже спокойно и уверенно пошла прочь из этого дома.

Дома я сгребла в кучу все диски и кассеты с некогда почитаемым мной героем и вышвырнула в мусоропровод. Наконец-то, я смогла ощутить себя частью московской богемы! Я вошла в бальзаковский возраст женщиной, у которой раньше всего-навсего не было ни одного достойного мужчины, а теперь не осталось даже идеала.

Моя краткая телевизионная эпопея, так и не замеченная мамой, произвела на Машку сильнейшее впечатление. Почему-то мне даже не приходило в голову, что дочь, может быть, впервые услышала мои откровения по поводу собственного отца и узнала, что у мамы с бабушкой тоже не все просто. Слава богу, у Машки – чрезвычайно здоровая психика и прекрасные нервы. При полной поддержке подруг она очень возгордилась мамой «из телевизора». По ее словам, именно тогда она решила стать психологом.

Окончив школу, Маша поступила на психологический факультет университета. Ни с кем из родных она советоваться не стала. Я сама позвонила маме, чтобы выразить тревогу по поводу странной и «ненадежной» будущей специальности ее внучки. Я помнила, как давили на меня при выборе профессии, и просто хотела выслушать мамино мнение. Но мама, к моему удивлению, заявила, что я должна больше доверять своему ребенку и только помогать исполнению принятых Машей решений.

– Как соотнести эти слова с тем, как ты сама обращалась со мной? – возмутилась я.

– Маша – совсем другое! – резко ответила мама. – Она умная и самостоятельная. Учись у нее!

«Интересно! – подумала я про себя. – Какова бы реакция моей мамы на бредовые обвинения какой-нибудь училки, высказанные в Машкин адрес?» Я вспомнила ту ужасную сцену, когда мама заставила меня непонятно за что извиняться перед Александрой Михайловной. Думаю, что ничего подобного не могло произойти с Машкой. Никогда. Про нее мама как минимум не стала бы ничего слушать!