Женское лицо СМЕРШа

Начало грозненской трагедии в Чечне почему-то отцом Олега было воспринято как конец мучительной эпохи Ельцина. Но он ошибся она продолжалась. И всё же многие тогда считали, что «всенародно избранный» президент войной на Северном Кавказе закладывает мины замедленного действия для России. Что непродуманная политика, которую он проводит с горцами, не отвечает интересам России.

«Режим обожжется на этой авантюре, — часто рассуждал про себя Петр Вениаминович. — Власть и бизнес сошлись в одном: война выгодна для собственных карманов. Она планировалась. Не случайно Кремль дал добро на оставление в Чечне 50 % оружия гарнизонов Советской Армии. А в республике их много, особенно складов с оружием. Горцы любят оружие, это в их крови».

Петр рассуждал часто абстрактно, однако конкретность и эмоциональный окрас раздумий появлялись лишь тогда, когда его сын — солдат-«срочник» чуть ли не с «учебки» был срочно направлен в Чечню.

Отец как-то спросил сына о возможности дальнейшей учебы. Сын ответил, что хотел бы пройти школу жизни — он ведь был из советских.

— Я хочу, батя, служить и жить так, как все простые парни. Мои друзья все идут в армию, — таким резоном он ответил отцу. — И ещё я знаю, ты же сам не позволишь, чтобы я струсил. Побоялся трудностей. Беда навалилась на страну.

Письма шли систематично. Восемнадцатилетний Олег писал, что служба ему нравится, — «броня крепка и танки наши быстры…»

Он попал, как положено, в «учебку» — учебное подразделение одной из танковых воинских частей Сибирского военного округа.

Отучившись несколько месяцев, Олег неизвестно по чьему приказу и в нарушение положения о сроке прохождении службы в учебном подразделении, был, буквально, выдернут из него и попал в Чечню. Молодой солдат стал не столько свидетелем, сколько участником грачевского штурма Грозного.

Спустя несколько месяцев после призыва отец узнал, что сын воюет в Чечне. Защемило душу, заныло под грудиной, заходили желваки на скулах.

* * *

Танк, который четвертым в колонне вел рядовой Олег Журавлев, остановился. Пораженная из гранатомета головная машина загорелась. Колонна остановилась. Только стали выяснять, что случилось, как подбили и замыкающий танк броневого ручья, готового превратиться по замыслу командования в полноводную и разветвленную реку, но не получилось. Из окон, балконов, чердаков обрушился ливень ичкерского огня. Заговорило во всю мощь оставленное чеченцам оружие. По колонне и спешившимся экипажам велась теперь прицельная стрельба.

Это сучилось 31 декабря 1994, когда начался штурм Грозного силами до 250 единиц бронетехники, крайне уязвимой в уличных боях. Войскам довели приказ о занятии только промышленных зданий, площадей и недопустимости вторжения в дома гражданского населения. А именно из квартир и частных домов по бронетехнике успешно били бандиты из гранатометов, пулеметов и автоматов…

Броня горела, как дрова, от зарева в городе стало светло, что помогало горским снайперам охотиться за бегающими федералами, так теперь велела называть власть российских, а недавно советских воинов, копируя все американское.

Выскочившего из танка с автоматом Олега какая-то неведомая ему до сих пор сила толкнула в сторону. Вокруг никого не было. Парня обожгла пуля. Затем он ощутил, как что-то теплое и липкое потекло по телу в районе левого бока.

«Кровь, это может быть только кровь, — подумал Олег и попытался спрятаться от ливня пуль под танк. — Вот и ранение, как же это так?»

Он упал навзничь и стал ползти под брюхо огромной стальной черепахи, по броне которой цокали и рикошетили винтовочные и автоматные пули. Под брюхом холодного чудовища он услышал топот бегущих ног. Потом и увидел, как офицеры и солдаты пытались укрыться в одном из подъездов какого-то длинного четырехэтажного дома. Журавлев выполз и тоже побежал вслед за ними. Оказавшись в подъезде, он расстегнул бушлат, несмотря на стрельбу на лестничных маршах, — это его товарищи, а не господа, господа остались в столице, выбивали озверелых бородатых мужиков, которых в Афганистане называли моджахедами.

Ранение оказалось неопасным, пуля по касательной «отщипнула кожу с частью мягких тканей». Он вскрыл индивидуальный пакет и приложил стерильную подушечку к ране, закрепив ее концы пластырем.

Стрельба разгоралась. Олег снял оружие с предохранителя, дослал патрон в патронник и побежал помогать друзьям по несчастью. Казалось, выбив аборигенов, стреляющих с лестничных клеток, как вдруг они снова появлялись. Выяснилось, ичкерцы заскакивали в квартиры, иногда выбивая ногами двери, и там временно прятались, чтобы с новой силой и внезапно атаковать наших ребят. Когда на лестничной площадке собиралась группа воинов, внезапно открывалась дверь и оттуда обрушивался град пуль. Гарантии выжить в такой ситуации — никакой.

С окна четвертого этажа было видно, как горела часть колонны. Возле боевых машин лежали в разных естественных и неестественных позах солдаты «свободной» ельцинской России. Когда натиск противника стал ошеломляющим, наши солдаты и трое офицеров стали отступать, опускаясь теперь снова к выходу.