Женское оружие

Анька, заметив удивление молодой наставницы, с гордостью объяснила, что называется это непонятным словом «корсет»[4]. Уж на что Аринка в Турове насмотрелась на заморские наряды иноземных купцов, но про такое даже и не слыхивала. А девчонки знай старались – хвастались кто затейливо вырезанными краями тонкой замшевой одежки, кто искусной вышивкой росписью[5] по такому же наряду, но из ярко-красного холста. Одну только Млаву такая обновка не красила, она в ней совсем уж несуразно выглядела. Конечно, девка и должна справной быть, но ведь эта… Коли бы не коса и не наряд девичий – ну прямо баба, много раз рожавшая. И юбки ведь самые пышные себе выбрала, а то, что у других талией называется, так туго перетянула, что выпирали ее телеса, как тесто из кадки.

Довольная не меньше Анюты Прасковья добавила, что поначалу все хотели такое же, как у нее, платье заполучить, но ткань подходящая только у ее матери сыскалась, да Софью, как лучшую швею, боярыня сама одарила, а остальным пришлось сделать что попроще да побыстрее. Правда, боярыня говорила, что постепенно всем такие наряды справят, но вначале – тем, кто лучше всех учиться будет.

Аринка представила, как к ним в село такие вот красавицы приехали бы, усмехнулась про себя – вот было бы шума! Она и сама приоделась ради поездки в церковь, хоть и не было у нее подобного платья, но боярыня уже сказала, что непременно сошьют – не пристало наставнице девиц проще их одетой быть. И в своем она выглядела не хуже – ради такого случая достала из сундука одежды, привезенные из Турова; после мужниной смерти многое даже и не вытаскивала, все равно было, в чем ходить, вроде как прилично, да и ладно, а тут захотелось вдруг покрасоваться. Ну чего там, перед Андреем, конечно. И серебряные височные кольца, и ожерелье, привезенное мужем из дальней поездки – затейливое, дивной работы. Ух, как свекровь на нее тогда косилась! Хоть и ее сын подарками не обидел, но для Аринки расстарался особо. Перстни, зарукавья[6], подвески разные – все это было сложено в сундуке, тати не успели растащить, да и нашли не все – батюшка добро умел прятать. Только выбирать сейчас Аринке пришлось осторожно и вдумчиво, чтобы не слишком уж в глаза бросалось, не было вызывающе – хоть и бояре Лисовины, и достаток сразу видно, но ведь она-то тоже не из последнего рода, и Фома не мелким купчиком был – весь Туров их с отцом знал. Не стоило сейчас это слишком уж подчеркивать, не то у нее пока положение, но чувством меры ее Бог не обделил, так что выглядела Аринка скорее скромно. Правда, понимающий человек сразу бы оценил и тонкого полотна рубаху с искусной вышивкой, и шелковый платок, и чудную работу мастеров-златокузнецов, и другие едва заметные детали, по которым всегда можно отличить истинно дорогие, а не просто яркие вещи. Анна ее наряд внимательно рассмотрела и одобрительно покивала, но особый восторг у боярыни вызвали кружева на запястьях, хотя они-то как раз и не стоили Аринке почти ничего – сама крючком вязала. Даже в таком бойком селе, как Дубравное, это умение только в их семье знали – матушка с собой привезла, она издалека родом была, а здесь, в Погорынье, такого никто не делал, хоть вещи попроще крючком и вязали. Анна как услышала про это – глаза загорелись, но подробно расспрашивать времени уже не оставалось, потому сказала только:

– Покажешь потом. Любопытное рукоделие.

Аринка порадовалась, что матушкино наследие ко двору пришлось, и кивнула согласно:

– Только скажи, Анна Павловна.

Сегодня она даже рада была, что Анна заставила ее ехать с ними. В церковь так в церковь, в Турове-то тоже каждое воскресенье ходила принарядившись. Там, правда, свекровь всю радость портила, вечно на сноху шипела: то глаза в землю опусти, то не сутулься, то по сторонам не пялься. Вот с одним Фомой, когда он дома оставался, в радость было на люди показаться. Эх, с Андреем бы сейчас так же… Да нет, он и не едет с ними – в крепости, наверное, дела есть… Алексей вон поодаль, верхом, вместе с отроками, которые вроде охраны их выезд сопровождать будут. Отрокам эта поездка как награда – за отличия какие-то. Да и другие наставники, у кого семьи в Ратном были, тоже ехать собрались. Даже дед Семен с Ульяной сподобились, во все лучшее оделись. Дед их кобылу Ласку в телегу запряг, сам правил. И Глеб, само собой, тут как тут. Аринка досадливо отвернулась.

Все девки были оживлены и веселы в предчувствии встречи с родней. А Анька так и светилась от нетерпения, вертелась во все стороны – предвкушала, видно, как будут на них в Ратном дивиться, да охать, да завидовать те, кто в крепость в обучение не попал. Ей такие поездки, похоже, как вода живая. Аринка поймала ее взгляд, подняла брови, напоминая про образ боярышни, девчонка встрепенулась и немного утихла, но в глазах по-прежнему бесенята прыгали. Ох, нелегко ей эта наука дается – боярышней быть, все время напоминать приходится, но ведь старается! Даже Анна заметила и удивилась, как Анютка после Арининого взгляда остепенилась; на Арину покосилась, но ничего не сказала. Пока, надо думать.