Женское оружие

— Прости, что вмешиваюсь, но вижу, не понимают они еще до конца-то всего по молодости, кое-кто, поди, и обиделся. А ведь твоя правда — в Турове им поначалу очень нелегко будет, да и замужем обвыкаться придется. Потом в ножки тебе поклонятся за науку и строгость. Но ты уж скажи, сделай милость, как решать будешь, кто достоин окажется, чтобы им знать, к чему стремиться.

Тут, как на грех, Стешка, испугавшаяся за старшую сестрицу — уж больно грозна была боярыня, — ойкнув, выронила из рук шуршалку — туесок с сухим горохом. Девчонки уже похвастались Аринке, что им его Дударик подарил, вот и не выпускали из рук новую игрушку даже в строю. С перепугу лица у Феньки и Стешки стали совсем несчастными, на глаза навернулись слезы, и девчонки захлюпали носами. Анна повернулась на шум:

— Это что там такое? — Но перепуганные детские мордашки отрезвили боярыню, и она сразу убавила суровости в голосе, не желая пугать маленьких. — Вы-то что расстроились? Вас это все не касается. Дайте-ка лучше мне забаву вашу поглядеть.

Она внимательно, будто впервые осмотрела малый закрытый туесок, наполненный сухим горохом — поданную ей Стешкой шуршалку, — и с усмешкой показала ее девкам.

— Вот и ответ вам. Чтобы каждая завтра к вечеру себе изготовила такую же, но побольше раза в два. Наберете мешок желудей и возьмете у Плавы гороха. Я и наставники будем вам кидать туда — за провинности горох, за успехи — желуди. А потом и посчитаем… Вот у кого желудей окажется меньше… А будете сами тайком в туеса что-то подкладывать, я — горсть гороха сыпану, не пожадничаю. Ясно?

Девки вразнобой закивали, но Анна нахмурилась и снова гаркнула:

— Как отвечать надобно, дурищи сиволапые? Голос пропал? Ясно, я вас спрашиваю?

— Так точно, ясно… — все еще вразнобой загалдели потрясенные новшествами девчонки.

— Не слышу! Ясно?!!

— Так точно! — На этот раз ответ прозвучал почти слаженно. Анна вздохнула и не стала настаивать дальше, видно решив, что на первый раз и этого достаточно.

«Ой, совсем боярыня девчонок запугала. Но так, наверное, и надо — дело-то какое невиданное: девок, ровно воинов, учить. Мне вроде и вмешиваться пока не след, но ведь замуж их готовить она собралась, а не в бой…»

Аринка про себя решила, что непременно поговорит об этом с Анной при случае, а пока просто прижала к себе все еще испуганных сестренок.

— И еще, — уже напоследок вспомнила Анна, — больше я вас по утрам поднимать не буду. Старшая этим займется — каждый день другая. Она за всех передо мной и ответит. И за проспавших, и за непорядок. И за нерадивость или лень вашу вместе с провинившимися ей отвечать, если не пресечет. Она же с вечера проследит, чтобы в умывальню воду натаскали. А вы ей подчиняться будете, как отроки урядникам: все в этой шкуре по очереди побываете. Ясно?

— Так точно!

Анна оглядела девок, на миг задержалась глазами на Машке, проскочила мимо поскучневшей лицом Аньки и остановилась на Проське:

— Прасковья!

— А?.. То есть слушаюсь… — поспешно откликнулась та, не слишком радуясь вниманию боярыни.

— Завтра старшая ты. За подъем и построение тоже ты отвечать будешь. За проспавших и сама без завтрака останешься, если растолкать не сподобишься. Ясно?

— Так точно! — Проська ответила бодро, но на лице явно читалось сомнение — счастья по поводу своего завтрашнего старшинства девка, видимо, не испытывала…

Вот эти-то новшества и лишили девиц аппетита. Даже Плава заметила и встревожилась — уж больно вяло девчонки ковыряли ложками в мисках. Одна Млава уплетала за обе щеки, посматривая голодными глазами в сторону общего котла. Но Анна категорически запретила давать ей добавку.

— И так уже порты на заднице трещат! Чтобы я тебя рядом с кухней и не видела! А ну пошла на улицу!

Стешка с Фенькой хоть и рвались на посиделки со старшими, но заметно было — клюют носами, устали уже от новых впечатлений, от беготни и игр. Аринка проследила, чтобы они умылись на ночь, уложила спать, а сама вдруг поняла — не заснет. Рано еще, на улице светло по-летнему, до отбоя, как тут называют отход ко сну, далеко, да и маетно как-то на сердце. Не тревожно, как было в дороге или по приезде в Ратное, когда ожидала решения старшего Лисовина, нет. Скорее радостно и спокойно, и чувство такое, словно не в чужом она месте, а дома. Сама себе подивилась, но ощущение это не проходило — будто она из долгого странствия к родному порогу вернулась, и не новое вокруг узнает, а забытое вспоминает. И главное — Андрей здесь. Вот он-то и правда — родной и близкий теперь, будто всю жизнь только его искала и ждала.

Не сиделось ей в горнице, вышла на улицу и повернула в ту сторону, откуда слышалась удивительная музыка и звонкие голоса.