Женское счастье (сборник)

Садясь в машину, Даша увидела, как Рената возвращается к двери особняка, прямая, с голыми плечами… Кто-то бежал ей навстречу, держа раскрытый зонт.

Вскоре они уже ехали по ночному городу. Ехали молча. Возле одного из домов на окраине попросили остановить. Вышли из машины и обнялись.

— Ты чего дрожишь, Дашка? Видишь, все обошлось!

— Да я все думала, что это глупая шутка. Что они нас разы грывают. И вообще, все так непонятно… Она же любит его, да? А он — ее…

— Какое нам дело, Дашенька… Главное, что теперь мы поженимся. Нам будет где жить. Я смогу заняться своим проектом. Учиться дальше смогу. Мы родим ребенка.

Они стояли под старой грушей, в темноте, чуть разбавленной светом дальнего фонаря. Кое-где на ветках еще оставались плоды, но больше валялось на влажной земле. От них, раздавленных, остро и сладко пахло молодым вином…

— Подожди, я ему позвоню. Здорово, даже мобильник теперь у меня есть!

Алеша набрал номер.

— Сергей Павлович! Все в порядке. Да. Счастливы.

Алеша опять обнял ее покрепче, просунул руки под легкое пальтишко, нашел голую спину, особенно горячую под его холодными руками. И зашептал неразборчиво в ухо, в ежик волос:

— Дашка, я тебя хочу! А ты, Дашка? Пойдем ко мне!

— Не пойду. Твоя мама опять начнет…

— Ну, тогда к Костику!

И они отправились к Костику, у которого родители жили за городом и в кухне стоял замечательно неудобный диванчик… И уже через несколько шагов Даша, вспомнив, сказала:

— А деньги?! Идиоты мы, Алешка, таскаться с такими деньгами! Пойдем, я их домой занесу. И что мы вообще родителям скажем? Где взяли? Они решат, что ты криминалом занялся.

Алеша засмеялся.

— А! Соврем что-нибудь. Они у нас доверчивые…

Но, входя в темный подъезд, Даша снова остановилась и спросила:

— А может, нам не надо их брать? Может, лучше отдать ей обратно? Почему он нас нанял? Зачем ему этот спектакль?

Алеша взбесился:

— Дашка, прекрати! Не порти настроение! Какого черта! Мы ничего плохого не сделали. Она спросила: «Вы нравитесь друг другу?» Мы сказали: «Да». Мы что, соврали? Да для нее эти двадцать штук как для нас с тобой — двадцать копеек… Пойдем, правдолюбица моя! К твоим услугам саморазлагающийся диван и я! Ведь правда, Дашка, я очень услужливый?

Сергей Павлович вошел в библиотеку. Рената стояла возле распахнутой в ночную осень балконной двери. Он всегда угадывал по ее спине, когда она скрывала слезы…

— А где же наши гости? — спросил он недоуменно.

Рената повернула сухое, застывшее лицо.

— А гости наши, то есть ваши, улетели и оставили тебя с носом.

— Рената, признайся, ты опять начудила, испугала девушку… Может, ты ей сказала, что я — сексуальный маньяк? И что, Алеша тоже ушел?

— Да, и твой Алеша тоже ушел, причем с ней. И я ничего ей такого страшного не говорила. Просто юность всегда тянется к юности. Вот так, Сережа.

Сергей поднял с пола шубу и накинул на нее. Она передернула плечами, но шубу не сбросила…

Сегодня Рената увидела бомжей. Вообще-то, ей негде было их видеть. Во двор дома, где располагалась ее квартира, посторонние попасть не могли. Сюда, в сад, тоже. По городу она передвигалась в автомобиле, и кто там мелькал за тонированными стеклами — Бог весть… А сегодня она поехала к тете Кате, единственной из близких родственников, кто остался в стране. Родители, тетки и племянники с Ренатиной помощью давно перебрались за рубеж. А тетя Катя упиралась, не хотела бросать могилки мужа и сына. Вот в тети Катином дворе, возле подъезда, выйдя из машины, Рената их и увидела. Двое мужиков цвета позднего баклажана направлялись от мусорных бачков навстречу такой же синюшной бабе. Женщина весело, как-то странно приплясывая, махала мужикам ручкой: «Привет! Сто лет вас не видели!» И они всей компанией, словно группа пионеров, собирающих металлолом, возбужденно переговариваясь, побрели куда-то вдаль… Рената поняла, что стоит и смотрит им вслед.

«Что же это я? Бомжам, что ли, позавидовала? Да нет, просто показалось, что они свободны… Хотя какая у них свобода, они же связаны по рукам и ногам болезнью, пьянством… Зачем я вообще возвращаюсь то и дело в эту страну? Здесь же никого нет. Делами я давно не занимаюсь… Что меня сюда тянет? Преступника тянет на место преступления…» Потом, уже у тети Кати, она вроде бы отвлеклась, рассказывая о маме, о брате. Но старушка как на грех вытащила давние черно-белые фотографии, на которых она, Рената, светящаяся молодостью, голенастая и смешная, смеялась и корчила рожи. А теперешняя Рената, красивая, вылепленная массажистами и стилистами, вдруг замерла, словно прислушиваясь к дальнему звуку. Звук был отвратительным, глухим и хриплым… Депрессия двигалась на нее неотвратимо, словно неуправляемый грузовик. Она наезжала на Ренату всегда именно осенью, и бесполезно было прятаться от нее в переулках Парижа, на набережных Венеции и на берегу Атлантического океана. Когда-нибудь этот грузовик нагонит ее… Но не теперь. Теперь она сделает что-нибудь, глупое, непредсказуемое.