Ира отхлебнула прямо из ведра. Вкус воды был неуловимо кисловатым. Она вытерла губы и увидела, как смотрит на нее Арсений. Прямо, не скрывая своей жажды. И что-то внутри нее, в самой глубине, ухнуло, словно мощный колокол. И она испугалась тяжелого, дремучего желания, которое толкнуло вперед и заставило протянуть руки. Они почти столкнулись, сразу целуясь так, что стукнулись зубами… Но Ирина все же вырвалась и побежала назад, спотыкаясь на плохо различимой тропинке.
Все уже спали в одном из домов, просто на полу, на каких-то одеялах и шкурах. Арсений ложиться не стал. Алинка шуршала с кем-то, кажется, с тем бородатым.
Следующий день был длинным и настолько наполненным впечатлениями, что впоследствии в Ирининых воспоминаниях стал почти бесконечным. Жарили шашлыки, ходили на озеро, нашли древнее кладбище, рассматривали каменные надгробья в форме домиков, исписанные неразборчивой славянской вязью… Потом Арсений повел всех к дереву исполнения желаний, все разорвали на полоски носовые платки, повязали на ветви… Когда шли назад, прямо к Ирине вышла из зарослей косуля. Они постояли с минуту, глядя друг на друга одинаковыми карими глазами, потом косуля скакнула и неуклюже побежала вверх по склону, смешно мелькая белым треугольником. «Будто девчонка в слишком коротком платье…» — подумала Ирина. Подошедший Арсений сказал:
— Вот и косуля к тебе вышла. И кедровка утром села почти на плечо.
Действительно, большая яркая птица утром села рядом с Ириной на низкую ветку. Арсений с Ниной обменялись тогда многозначительным взглядом. Арсений помолчал, словно решая говорить или нет, потом произнес, глядя себе под ноги:
— Ко мне шаман под утро приходил.
— И что сказал? — засмеялась Ирина.
— Сказал, что ты моя женщина.
Она вспомнила, что Алинка говорила режиссеру во время обеда: «Эти местные то ли правда как дети, верят во все эти примочки, то ли хотят на нас произвести впечатление…» Но Ирина видела, что из всех приезжих Арсения и Нину интересует только она. Других они принимали вежливо и гостеприимно, а ей пытались передать что-то важное, непереводимое в слова. И теперь она растерялась, не зная, как реагировать. Ирина вообще не знала, как вести себя в ситуациях, когда она обращала на себя мужское внимание. Ей было легче перевести все на дружеский тон, отшутиться, чем вступать в непонятную для нее игру кокетливых взглядов и мелких уловок. Но сейчас она не могла посмеяться над ним и над собой. Его благоговейное, не старомодное, но какое-то древнее восхищение женщиной рушило устоявшееся внутри нее холодное каменное убеждение, что она отторгнута, отвергнута, недостойна…
Ночью они ушли в маленькую избушку и там, на полу, на расстеленном грубом одеяле Ирина отдалась так естественно и просто, словно знала этого мужчину сто лет. Горячее, худое тело Арсения будто приросло к ее телу, соединилось невидимыми глазу корнями… невозможно было разнять руки, расплести ноги… И слова, которые они шептали друг другу, были невозможны, не произносимы в иное время, но сейчас, в это мгновение, приобрели значение высшего смысла… И рот его был ей сладок, и запах его был ей угоден. И каждое движение его рук было необходимым и единственно правильным. На краю земли, среди сопок, там, где растет дерево-шаман, два человека лежали в невидимой глазу лодке и плыли по волнам древнего океана. Светло было вокруг, и в этом неярком сумеречном свете Ирина увидела его лицо и глаза, с любовью смотревшие на ее тело… На нее всю. И она поняла, что теперь у нее другое тело, и другие ноги, и другие руки. Когда солнце утренним лучом легло через всю избушку, Ирина подняла руку и увидела, как прозрачно и ало зажглись пальцы. В детстве это наполняло ее сладким ужасом, но сейчас она ощутила только счастье. Легчайший, невесомый огонь наполнял ее сосуды. Рядом лежал мужчина, который зажег этот огонь.
Пора было уезжать. Пора было улетать. Ирина смотрела вокруг и прощалась со всеми: с косулей и кедровкой, с травой и «невесткой Тангара», с белым шаманом… Но ей не было печально. Алина поглядывала на нее чуть завистливо.
— Да, девушка, местный экземпляр явно обладает способностями. Глаза горят, морда цветет. Вот что делает с людьми любовь…
Ирина не сердилась. Она просто дышала, смеялась, говорила. Но каждую секунду чувствовала на себе руки Арсения. Она думала то, чего не сказала ночью: «В твоих руках хочу я быть вечно…»
Расстались в городе слишком торопливо. Арсений написал ей свой адрес. Обхватив Ирино лицо худыми, сильными пальцами, попросил:
— Дай телеграмму. Я прилечу.
— Но это куча денег.
— Ерунда. Найду. Не в этом дело. Просто ты реши. И когда решишь, дай мне знать.
В самолете она вспомнила, что не позвонила Игорю и не сообщила, что прилетает. Придется ехать из аэропорта автобусом. Может, это и к лучшему. Не нужно будет сразу решать. Вечность спустя, когда самолет начал снижаться, она уже знала, что все кончено. Не знала только, признаваться Игорю в измене или промолчать… Во время перелета неугомонная Алина уговаривала ее не делать из маленького приключения трагедии.