Женское сердце

Значит г-жа де Тильер сдержала свое обещание и не принимала больше молодого человека. Граф был в этом уверен, без всяких подтверждений и дальнейших расспросов, а к тому же он имел тому доказательство: встретив Раймонда, почти что на пороге подъезда г-жи де Тильер, он видел с одного конца улицы, как Казаль, не успевши почти войти, тотчас же вышел. Неосторожный взгляд, которым Пуаян проводил выпроваженного посетителя, не был чужд той мужской гордости, недоброму опьянению которой поддаются самые благородные любовники. Но если, покончивши с Казалем, г-жа де Тильер не сожалела о нем, то почему же у нее были все признаки душевного томления, которое могло происходить только от постоянной боли скрытой сердечной раны. Влюбленному так горько наблюдать эти признаки, даже когда ему известна их причина. Личико дорогого вам существа блекнет и как бы тает, веки тяжелеют, щеки худеют, на висках появляется желтизна, губы становятся бескровными, — словом, по всему видно, что огонек жизни мерцает и меркнет!.. Господи! а если он совсем погаснет! И содрогаешься при одной мысли о том, как хрупко и слабо то создание, которое так сильно любишь, что судьба нашего сердца зависит от жизни смертного существа! Пытка таких тревог доходит иногда до острой боли; мы рады были бы разлюбить; так больной, терзаемый невралгией, жаждет смерти. Но куда деться, когда к муке видеть любимую женщину, час за часом приближающуюся к концу, присоединяется еще более мучительный вопрос: «Быть может, она чахнет от тоски по другому?…» Это — высшая форма ревности; другой и не знают благородные души, для которых важны не поступки, а чувства; как раз обратное бывает с людьми заурядными, положительными. Ревность первых не вызвана грязными мыслями о чувственном наслаждении, она порождена в них сознанием, что они не могут уже больше дать счастья любимому существу. При подобной благородной ревности не принимают жестоких решений, не прибегают к унизительным выслеживаниям, подобно тем, которые производил в это время Казаль; но она медленно, неизбежно иссушает все силы сердца, она окружает нас невозможной для жизни атмосферой, из которой, если и удается выйти, то с сердцем разбитым, потерявшим всякую надежду и радость. Немного дней прошло с того утра, когда д'Авансон явился на улицу Matignon, добровольно приняв на себя роль доносчика, и до вечера в Thelatre-Francais, когда Раймонд оскорбил де Пуаяна, но этого короткого промежутка времени было достаточно, чтобы граф впал в отчаяние еще более жестокое, еще более гнетущее, чем после его поездки в Безансон. Он пришел к страшному выводу и чувствовал, что вывод этот верен:

— Она любит Казаля, сама не сознавая того; и если не расстается со мной, то из благородства, а может быть, и из жалости…

Ах! как при этих словах, почти помимо его воли звучавших в нем, он, по-прежнему любя Жюльетту, возмущался этим ненавистным подаянием! И каждое утро он решал объясниться окончательно, но при виде исхудалого личика своей возлюбленной все откладывал. Он боялся, что такой разговор повредит ей, и молчал.

Но выражение его глаз, морщины его лба и самое это молчание ясно выражали, что он снова смущен подозрениями, и Жюльетта, по-своему также истолковывала эти признаки его душевной тоски; зная его характер, она говорила:

— Я даже не смогла дать ему счастья… Я разбила для него чувство, ставшее уже таким дорогим мне! И для чего? Какая польза от того, что я возвратила другого к его недостойной прежней жизни?…

И она действительно верила, что Казаль искал теперь забвения в унизительных кутежах! Он ей представлялся с какой-нибудь доступной девицей или с новой m-me Корсье! И, в свою очередь, она начинала ревновать! Иногда бывает, что женщина, не отдавшаяся любимому человеку, испытывает подобную мучительную и несправедливую ревность к тем, с которыми он хочет ее забыть… В подобные минуты и под впечатлением своих сложных мук Жюльетта, к своему постоянному ужасу, сознавала истинное состояние своей души: ей удалось сгладить свой образ жизни что касается его внешней стороны, честно принеся в жертву свою новую любовь, чтобы спасти жалкие остатки прежней страсти; она отказалась от того, что дало бы ей счастье из чувства горячего сострадания, но все это не уврачевало ее страждущего сердца. Оно трепетало, терзалось из-за их обоих, и она даже не могла сделать счастливым того, ради которого пожертвовала другим!