Женское время, или Война полов

«– Нет, честное слово! – продолжал профессор на телеэкране. – Я его, сукина сына, чемоданом по колену! А ее, капиталистку несчастную, ботинком по ноге в ажурных колготках за сорок долларов – и что, вы думаете, она мне сказала? «Sorry, you are stаnding on my feet!» – «Извините, вы стоите на моей ноге». Она передо мной извинилась! У самой слезы на глазах, ей-богу, а на губах улыбка – «извините»! Мне, негодяю!..»

Профессор выдержал паузу, пережидая оживление аудитории, как эстрадный артист пережидает оживление зрителей, уже захваченных его выступлением.

«– А попробуйте наступить на ногу нашему человеку. Он скажет: «Итс ол райт»? А? Попробуйте! – сказал профессор развеселившимся студентам. – Или просто станьте у выхода из метро поперек движения пешеходов и послушайте, что вам скажут. Нет, мне просто интересно, сколько вы устоите…»

Тут профессору опять пришлось переждать смех своих студентов. И даже в лимузине президент и его спутники улыбнулись.

– Ну, ты даешь! Чего ты нам принес этого комика? – спросил президент у Пашутина.

– Еще минуту, пожалуйста! – попросил тот, обращаясь сразу и к президенту, и к его дочери. – Сейчас он перейдет к делу.

«– Тут я в газете прочел, – говорил между тем профессор на телеэкране, – что кто-то кого-то на машине обогнал на проспекте Мира. И что? Шофер, которого обогнали, догнал обгонщика и расстрелял из автомата! На проспекте МИРА! Так дело было или я преувеличиваю? Или я порочу наш город добряков и джентльменов?

– Так! – подтвердила аудитория.

– Спасибо, – сказал профессор. – Итак, мы имеем в нашем народе плотный раствор ферментов с негативным зарядом. Сколько в Москве жителей? Восемь миллионов. А приезжих, командированных, бомжей? Еще два. Говоря языком биохимии, мы имеем в Москве десять миллионов емкостей, до краев заполненных ферментами раздражения, недовольства, горечи, ненависти и тому подобное. Или я не прав? Или по городу ходят и ездят емкости доброты, вежливости, любви и радости?

Аудитория хмыкнула.

– Но если я прав, – тут же подхватил профессор, – если в городе десять миллионов емкостей и если они постоянно сталкиваются друг с другом, трескаются, разбиваются и переливаются друг в друга, то вообразите, какой коктейль у нас получается, – небесам тошно! Кстати, вы не думали, откуда взялось это выражение – «небесам тошно»?..»

– Это можно пропустить, сейчас я перемотаю. – Пашутин нажал кнопку дистанционного управления, профессор на телеэкране защебетал по-птичьи и задергался со скоростью Чарли Чаплина. Но президент остановил Пашутина:

– Не надо. Пусть говорит. Нам все равно до Москвы ехать.

Действительно, Москва с ее гребенкой высотных зданий была еще далеко, за желто-осенним лесным массивом, который пересекала прямая лента пустого правительственного шоссе со «стаканами» охраны через каждые пять километров. Профессор на телеэкране вновь обрел человеческий голос:

«– Дело в том, друзья мои, что далеко не все десять миллионов этих емкостей имеют возможность в течение дня разрядиться и сбросить свои ферменты ненависти или раздражения на подчиненных, соседей в трамвае или на жену и детей. Далеко не все. Во-первых, просто боятся получить в ответ такое!.. (Смех в аудитории.) Да, правильно. А кто у нас имеет возможность разрядиться? Вы скажете: начальство, бандиты и работники сферы обслуживания. Правильно! А сколько их по отношению ко всему населению? Есть статистика: двадцать два процента. Начальства, бандитов, милиционеров и работников сферы обслуживания в Москве ровно 22 процента от общего числа населения. Они свободные люди, у них демократия, ускорение и перестройка, и они изливают на нас свое раздражение, гнев, досаду и прочие негативные ферменты в любой момент…»

– Это какой год? – спросила у Пашутина дочь президента.

– Восемьдесят восьмой, при Горбачеве, – тут же объяснил тот. И услужливо замер в ожидании ее нового вопроса. Но вопроса не последовало, дочь президента отвернулась к телеэкрану.

«– А мы, остальные 78 процентов? – продолжал на этом экране профессор. – Куда мы несем этот коктейль своих эмоций? Вы скажете: в семьи – женам, детям, родителям. Но во-первых, не каждой жене скажешь все, что хотел бы ей сказать! Правильно? А даже если и сказал, если сбросил на родственников и жен свои негативные ферменты – куда наши родичи их девают? Глотают, растворяют в море своей доброты, любви и всепрощения? Скьюз ми!..»

Судя по качеству изображения, лекция профессора была снята издали, с верхних рядов аудитории и человеком, который не умел пользоваться трансфокатором и потому нестабильно держал профессора в центре кадра. Иногда лицо профессора вообще исчезало с экрана, и камера искала его вслепую, по голосу: