Читаем Женского рода полностью

Уже позже, когда все случилось, Кирш мучительно пы­талась вспомнить каждого гостя в отдельности: ничего по­дозрительного, никого, кто мог бы иметь претензии к Лизе, хотя… Большинство из гостей были их общими знакомы­ми по клубу и в основном давними приятельницами Кирш, поневоле столкнувшимися с существованием ее подруги. Замкнутая и спокойная Лиза, работающая администрато­ром в тихой и благочинной гостинице Академии наук, просто не могла быть знакома с таким количеством лю­дей. Кирш называла Лизу «чертенком из тихого омута»: ее связи с миром были малочисленны, не выглядели подо­зрительными, но словно вызывали к жизни то не самое лучшее, что прятала ее душа…. У Кирш все было наобо­рот: в ее дом были вхожи воры-рецидивисты, пациенты с психиатрическим диагнозом, люди опустившиеся, оступив­шиеся и признанные обществом неблагонадежными. Они были отвергнуты прочим миром, только поэтому их не отталкивала Кирш. Лиза журила подругу: «Пьесу Горь­кого «На дне» можно писать с твоей жизни!»

— Слушай, Лиз, я в дерьме по уши, но от дерьма бегу, а ты ж, моя девочка, вроде как специально к нему тянешься!

Лиза била Кирш подушкой и обиженно восклицала:

— Страшнее тебя все равно никого не встречу!

— Да, было большой ошибкой связаться со мной! — шутила Кирш,

— Роковой ошибкой! — смеялась Лиза.

И вот Лиза действительно совершила роковую ошиб­ку, за которую расплатилась страшнее, чем могла ожидать. По подробности стали известны Кирш уже потом, хотя и вовсе не годы спустя — много раньше, но в другой жизни, где Лиза стала уже просто трагической тенью.

Их навсегда разделила маленькая ссора и двадцатими­нутный перекур.

Одна из девушек делала свой фирменный коктейль, Стелла вызвалась помогать.

Лиза обещала Кирш, что не выпьет за вечер больше одного бокала: ее мать умерла от алкоголизма, и ей самой пора уже было бороться с нарастающей зависимостью. Кирш не любила коктейли и, почувствовав изжогу одновременно с легким раздражением от обсуждения гинеко­логических проблем, вышла курить на кухню.

Она сидела на табуретке, отстукивая широко расстав­ленными ногами какой-то ритм, курила, положив руку с сигаретой на подоконник, и листала все ту же зеленую книжку. Ли Лит подошла к ней со спины и, нагнувшись, пои курила у псе.

— Что читаем, Киршик? Уау! Цветаева?! Небось цикл «Подруга»?!

— Отстань! Кирш увернулась от светских объятий захмелевшей Ли Лит. Та переступила с ноги на йогу, сло­жив руки, облокотилась на плечи Кирш и жеманно про­цитировала:

«Не женщина и не мальчик, — но что-то сильнее меня!»

— Ой, Ли, отстань! — Кирш встала и, закрыв книгу, стряхнула пепел с сигареты.

Ли Лит нисколько не обиделась: Кирш, конечно, мог­ла и нахамить, но если к ней случалось обращаться за по­мощью — она отдавала последнее и сочувствовала искрен­не. Пару лет назад Ли Лит попала в аварию вместе со сво­ей любимой собакой. Никто из родственников не озада­чился спасением жизни несчастного пса, только брезгли­вая Кирш, не признающая, кстати, домашних животных, выходила Дика; возила к ветеринарам на рентген, поку­пала лекарства, делала уколы и промывала раны. Когда Ли Лит вышла из больницы. Кирш привезла ей Дика со словами: «Забирай свою ужасную собаку, мне надоело вставать ни свет ни заря, чтобы ее выгуливать!» При этом Дик благодарно вилял хвостом, а Ли Лит только улыба­лась — она давно заметила, что Кирш стесняется своей наготы и доброты. Почему бы не позволить хорошему человеку изредка говорить тебе: «Отстань!»

…На кухню вошел друг Лизиной сестры, кажется, его звали Антон. Он был старше обеих сестер, вместе взятых, и работал в каком-то эзотерическом журнале. Такие люди любят мистику, потому что она кажется им интересней реальности, увлекаются наукой, чтобы потом от нее пуб­лично отрекаться, и ищут спасение от всего в противопо­ложном поле. В лице Лизиной сестры Антон нашел благо­дарного слушателя и преданную поклонницу.

В тот вечер Кирш видела Антона второй и, скорей все­го, последний раз в жизни, если у них и есть шанс пере­сечься на старости лет, они вряд ли вспомнят друг друга. Ее раздражала манера Антона литературно изъясняться, она испытывала дискомфорт от того, с какой легкостью этот человек путешествует в каких-то непонятных измере­ниях, не используя при этом никакого допинга. Кирш во­обще легко забыла бы про Антона, если бы не состоялся тот короткий разговор на кухне. Женщины не любят рас­суждать о своей неполноценной природе, не разглядев за ней источник загадочной силы. Странный приятель Лизи­ной сестры дал подсказку, которая показалась Ли Лит эффектной, а Кирш — убийственной.

— Позволите к вам присоединиться, дамы? Совершен­но непонятно, почему все присутствующие так активно из­бегают мужского общества…

Ли Лит присела на диванчик-«уголок» и положила ногу на ногу.

— А у нас как на Лысой Горе!

Антон сел на другой край диванчика и достал из че­хольчика курительную трубку,

— О да, женщины опасны!

Кирш, устроившись на подоконнике, сощурилась на Антона:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее