Женского рода

Алиса вздрогнула, услышав свою фамилию и вновь оз­вученный приговор суда. Алиса не смогла побежать: она шла, чувствуя, как подкашиваются ноги, глядя мимо ос­калившихся морд голодных овчарок на желтые полосы света, рассекающие синий снег. Было странно держать руки за спиной и слышать монотонную ругань идущего рядом конвоира с ее сумкой.

— Твою мать! Почему московского этапа все зоны бо­ятся — так это потому, что москвичи с собой все имуще­ство прут: всех вертухаев на шмон не хватит! У тебя вон одна сумка, а весу! Кирпичи, что ль, нагрузила?!

— Книги. — Алиса не услышала собственного голоса, но не смогла повторить громче.

Где-то далеко осталась набережная Макаренко, Алиса повторяла про себя свой новый адрес: «Мордовская об­ласть, поселок Евас УИ 136/6».

Вдруг ничего от тебя не зависит — как когда попада­ешь в больницу сразу и понимаешь, что ты заложник этих казенных стен. Алиса осмотрелась в тусклом вагоне и мед­ленно съехала по стене на пол, уставившись в простран­ство перед с собой… Набережная… Блюз… Бабушкино пончо… Медленный танец, запах «барбариски», зола, рас­сыпавшаяся упечки…

— Ладно тебе, не сходи с ума! Ты куда уставилась-то? Эй, как тебя там звать-то…

Алиса повернулась на голос и увидела широкоплечую лысую девушку в дутой куртке поверх тельняшки. Пожи­лая женщина, сидящая в углу, ухмыльнулась:

— Глянь-ка, соска, какой уже за тобой коблик ухлес­тывает!

Алиса закрыла глаза и достала из внутреннего карма­на куртки конверт. «Алисочка!..»

Невозможно попять, как течет время, если ты помещен в темное замкнутое пространство. Алисе казалось, что она едет в «столыпине» вечность,

Женские запахи так ядовиты, женская речь так режет слух, женские мысли разъедают стены старого вагона, жен­ская любовь сметает все на своем пути… Алиса провали­валась в сон и просыпалась, думая, что скоро она станет зверем в зоопарке, где в вольеры помещены самые хищ­ные из людей…

Девушка в тельняшке в который раз присела рядом и, опершись ладонью на колено, откашлялась, Алиса дрема­ла, сжав в руках конверт.

— Ау, красавица! — пробасила девушка. Алиса открыла глаза.

— Оставь ты ее! — вступилась соседка Алисы по авто­заку. — Пусть спит, плохо ей. Ох, верно говорят: от сумы да от тюрьмы не зарекайся! Хорошая-то вроде девочка-то… Кто на воле-то ждать будет? Родни-то много?

Алиса пожала плечами:

— Бабушка…

— Письмо-то небось не от бабушки: до дыр уже изму­солила! — присела рядом на корточки девушка в тельняш­ке и закурила.

— Это от подруги, — тихо ответила Алиса. И, помол­чав, зачем-то еще тише добавила: — Она — буч.