Жены и дочери

− Это все, моя дорогая. Тебе не нужно читать. Отдай записку мне. Передай тем, кто послал тебя, Бетия, что все письма для мисс Молли должны проходить через мои руки. Теперь ступай назад, гусенок.

− Папа, я заставлю тебя сказать, кто мне пишет.

− Мы подумаем об этом позднее.

Молли ушла неохотно, с неудовлетворенным любопытством, наверх к мисс Эйр, которая по-прежнему днем была ее компаньонкой, если не гувернанткой. Мистер Гибсон вернулся в пустую столовую, закрыл дверь, сломал печать на записке и начал читать. Это было пылкое любовное послание от мистера Кокса. Он открыто признавался, что больше не в состоянии видеть Молли день за днем и молчать о своем чувстве к ней — «непреходящем чувстве», как он его назвал — читая эти строки, мистер Гибсон немного посмеялся. Не посмотрит ли она на него добродушно? Не подумает ли о том, чьи мысли заняты только ею? и тому подобное с надлежащими пылкими комплиментами ее красоте. Она — прекрасна, не бледна, ее глаза — путеводные звезды, а ямочки на щеках — след от пальчиков Купидона и так далее.

Мистер Гибсон закончил читать письмо и стал размышлять над ним. «Кто бы мог подумать, что парень так поэтичен, без сомнения в библиотеке кабинета есть Шекспир — я уберу его и вместо этого поставлю «Словарь Джонсона». Утешает одно — я убежден в ее абсолютной невиновности… неведении, я бы сказал… поскольку легко понять, что это его первое «признание в любви», как он его называет. Однако, когда поклонники появляются так рано — это может причинить много беспокойства. Ей же только семнадцать… нет, семнадцать будет только в июле, не раньше чем через шесть недель. Шестнадцать и девять месяцев! Ведь она же совсем ребенок. Конечно, бедной Джини было немногим больше, а как я любил ее! (Миссис Гибсон звали Мэри, доктор, должно быть, вспомнил кого-то еще.) Его мысли вернулись к прежним дням, хотя в руке он по-прежнему держал раскрытое письмо. Спустя некоторое время взгляд доктора наткнулся на листок бумаги, а мысли вновь обратились к настоящему. «Я не буду с ним суров. Я намекну ему. Он достаточно сметлив, чтобы понять намек. Бедный паренек! Если я отошлю его, что было бы очень разумно, ему некуда будет ехать».

Еще немного поразмышляв, мистер Гибсон пошел, сел за письменный стол и написал следующий рецепт:

«Господин Кокс!

(«Слово «господин» заденет его за живое», — сказал себе мистер Гибсон, написав обращение.)

Возьмите скромности унцию,

Унцию почтительности к домочадцам,

Три грана уважения.

Перемешайте. Принимайте трижды в день, запивая водой.

Р. Гибсон, врач».

Мистер Гибсон печально улыбнулся, перечитав написанное. «Бедная Джини», — произнес он вслух. Потом выбрал конверт, вложил пылкое любовное письмо и вышеупомянутый рецепт. Он запечатал конверт вырезанной на перстне печаткой со староанглийскими буквами «Р.Г.», а затем задумался над адресом.

«Внешне он совсем не похож на господина Кокса. Не нужно излишне стыдить его». Поэтому конверт был адресован…

«Эдварду Коксу, эсквайру».

Затем мистер Гибсон занялся своими медицинскими делами, что привели его домой так внезапно и своевременно, а позднее прошел через сад в конюшню, и, сев на лошадь, сказал конюху:

− О, кстати, вот письмо для мистера Кокса. Не передавайте его через служанок, сами пройдите к приемной и тотчас отдайте его.