Жены и дочери

Прежде всего, она подошла к окну, чтобы посмотреть, какой из него открывается вид. Внизу был цветник, за ним простирался луг спелой травы, менявший цвет широкой волной под дуновением мягкого ветерка, с одной стороны возвышались огромные старые деревья, а в четверти мили за ними виднелось, если стоять очень близко у подоконника или высунуть голову из распахнутого окна, серебристое мерцание пруда. Панораму замыкали старые стены и высокие, заостренные крыши громадных ферм. Очарование тишины раннего лета нарушало только пение птиц и жужжание пчел. Прислушиваясь к этим звукам, которые усиливали ощущение спокойствия, и угадывая предметы, плохо различимые на расстоянии или затененные, Молли забылась и внезапно пришла в себя, услышав звук голосов в соседней комнате — какая-то служанка или кто-то другой разговаривал с миссис Хэмли. Молли поспешила распаковать сундучок и сложить свои немногочисленные платья в красивый, старомодный комод, который к тому же должен был служить ей туалетным столиком. Вся мебель в комнате была старомодной, но хорошо сохранившейся. Ситцевые занавески были сшиты из индийского хлопка прошлого века — цвета почти размылись, но сама ткань была исключительно чистой. Прикроватный коврик заменяла небольшая дорожка, но деревянный пол, щедро выставляемый на показ, был сделан из мелковолокнистого дуба, так крепко скрепленного половица к половице, что ни одна пылинка не могла проникнуть в зазоры. В комнате не было ни одного предмета роскоши нового времени — ни письменного стола, ни дивана, ни трюмо. В углу висела полочка, на которой стоял индийский сосуд, наполненный цветочной смесью, ее аромат и запах вьющейся жимолости за раскрытым окном наполняли комнату более тонким благоуханием, чем любая туалетная вода. Молли выложила свое прошлогоднее белое платье на кровать, приготовив его к новому для себя обычаю — переодеваться к обеду — и, поправив прическу, платье и взяв с собой шерстяную ткань, она осторожно открыла дверь и увидела миссис Хэмли, лежавшую на диване.

− Останемся здесь, моя дорогая? Думаю, здесь приятнее, чем внизу. И к тому же мне не придется подниматься наверх переодеваться.

− Мне здесь очень нравится, — ответила Молли.

− А, вы взяли с собой шитье, вот умница, — сказала миссис Хэмли. — Сейчас я мало шью. Я провожу много времени в одиночестве. Видите ли, оба моих мальчика в Кэмбридже, а сквайра весь день не бывает дома… поэтому я почти забыла, как шить. Я много читаю. Вы любите читать?

− Это зависит от книги, — сказала Молли. — Боюсь, мне не нравится «чтение по привычке», как его называет папа.

− Но вы любите поэзию, — сказала миссис Хэмли, почти перебив Молли. — Уверена, что любите, это видно по вашему лицу. Вы читали последнюю поэму миссис Хеманс[1]? Я прочту ее вам вслух?

И она начала читать. Молли была не столько поглощена стихотворением, сколько оглядывала комнату. Мебель здесь была такой же, как и в ее комнате. Старомодная, из прекрасного дерева и безупречно чистая, ее старинный и заграничный стиль придавал уют и живописность всей комнате. На стенах висело несколько карандашных набросков — портретов. Молли показалось, что на одном из рисунков была изображена прекрасная и юная миссис Хэмли. Затем она заинтересовалась поэмой, перестала шить и прислушалась к словам, что пришлись по душе миссис Хэмли. Когда чтение поэмы закончилось, миссис Хэмли в ответ на восхищение Молли сказала:

− Ах! Думаю, как-нибудь вы должны прочитать несколько стихотворений Осборна, но с условием, что сохраните это в тайне, запомните, но я и в самом деле считаю, что они так же хороши, как поэзия миссис Хеманс.

В те дни иметь стихи «такие же хорошие, как у миссис Хеманс» много значило для молодых девушек, как если бы в наши дни сказали, что чья-то поэзия почти так же хороша, как Теннисона. Молли посмотрела на нее с возросшим интересом.

− Мистера Осборна Хэмли? Ваш сын пишет стихи?

− Да, думаю, его можно назвать поэтом. Он очень талантливый, умный молодой человек и надеется получить стипендию [2]в Тринити. Он говорит, что непременно займет высокое положение среди студентов и полагает, что получит одну из медалей Канцлера. Вот его портрет… тот, что висит на стене за вами.

Молли обернулась и увидела карандашный набросок, на котором были изображены два мальчика в юношеских брючках и курточках с отложными воротничками. Старший сидел, сосредоточенно читая. Младший стоял за ним и, очевидно, старался привлечь внимание читавшего к чему-то снаружи, за окном той самой комнаты, в которой они сейчас сидели, как поняла Молли, когда стала узнавать предметы мебели, едва обозначенные на рисунке.

− Мне нравятся их лица, — заметила Молли. — Полагаю, это было нарисовано так давно, что я могу говорить с вами о том, как они мне нравятся, словно они вам чужие, разве нет?

− Конечно, — ответила миссис Хэмли, как только поняла, что имела в виду Молли. — Скажите мне, что вы о них думаете, моя дорогая. Мне будет забавно сравнить ваши впечатления с их настоящими характерами.