Жены и дочери

— Разве вам не известно, как трудно бывает ужиться с собственными принципами? Вам предстоит еще многому научиться, мой юный коллега! — ответил доктор и вышел из кабинета.

— Никак не могу понять учителя, — сокрушенно вздохнул Уинн. — Над чем ты опять смеешься, Кокси?

— Да вот думаю, как тебе повезло с родителями: сумели внедрить в твой мозг прочную мораль. Если бы матушка не объяснила тебе, что убийство — это преступление, ты бы только и делал, что травил бедняков направо и налево, полагая, что исполняешь завет старика Гибсона, а на суде сказал бы в свое оправдание: «Господин судья, они не могли оплатить лечение, а потому я поступил так, как научил меня мистер Гибсон, великий доктор из Холлингфорда: отравил их».

— Терпеть не могу его насмешки!

— Да полно! Если бы не юмор учителя, не тамаринд и кое-что еще, давно сбежал бы в Индию. Ненавижу провинциальные городишки, запах больных людей и лекарств… Фу!

Глава 5 Телячья любовь

Однажды по какой-то причине мистер Гибсон неожиданно вернулся домой и, оставив лошадь в конюшне, вошел в холл через садовую дверь, поскольку сад соседствовал с хозяйственным двором. В этот момент из кухни выскочила младшая служанка с запиской в руке и направилась к лестнице, однако увидела господина, испуганно вздрогнула и хотела было вернуться в кухню. Если бы не это столь явное свидетельство вины, то лишенный подозрительности мистер Гибсон не обратил бы на девушку внимания, но сейчас быстро подошел и потребовал:

— Дай записку, Бетия!

Горничная растерялась и, запинаясь от страха, возразила:

— Это для мисс Молли.

— Немедленно отдай! — повторил хозяин с угрозой в голосе.

Служанка уже едва не плакала, однако продолжала держать записку в кулаке, спрятав руки за спину.

— Он велел передать лично, и я пообещала, честное слово дала.

Тогда мистер Гибсон приказал:

— Немедленно разыщите мисс Молли и скажите, чтобы спустилась сюда.

Хозяин пригвоздил Бетию неумолимым взглядом, и пытаться ускользнуть не имело смысла. Можно было бы незаметно бросить записку в печь, но бедняжка не догадалась: так и стояла словно изваяние, опасаясь поднять взгляд на господина.

— Молли, дорогая!

— Папа? Что-то ты рано сегодня, — удивилась ничего не подозревавшая девушка.

— Бетия, сдержи обещание: мисс Молли перед тобой, так что отдай записку ей в руки.

— Честное слово, мисс, я ни в чем не виновата!

Девушка взяла записку и хотела было развернуть, но не успела.

— Нет, дорогая, не стоит, — остановил ее отец. — Отдай мне. А ты, Бетия, скажи тем, кто тебя послал, что все письма для мисс Молли должны проходить через мои руки. Инцидент исчерпан, и все могут отправиться по своим делам.

— Но, папа, ты же можешь сказать, кто это написал.

— Обсудим как-нибудь позже.

Так и не удовлетворив любопытство, девушка неохотно вернулась наверх, к мисс Эйр, которая по-прежнему оставалась если не гувернанткой, то ежедневной компаньонкой. Доктор же вошел в пустую столовую, закрыл за собой дверь, взломал на записке печать и начал читать. Это было пламенное признание в любви от мистера Кокса, который заявлял, что больше не может видеть мисс Молли каждый день и не иметь возможности поведать о своей страсти. «О вечной страсти», как он выражался, чем вызвал усмешку у мистера Гибсона. Не согласится ли она взглянуть на него благосклонно? Не задумается ли о том, чьи мысли сосредоточены на ней? И так далее, с солидной долей комплиментов в адрес ее красоты. В его глазах Молли представала не бледной, а светлокожей; глаза ее сияли словно звезды; ямочки на щеках напоминали о прикосновении Купидона. И все в таком духе.

Закончив чтение, мистер Гибсон задумался. Кто бы мог представить, что юноша так сентиментален… Но, с другой стороны, в кабинете стоит собрание сочинений Шекспира. Пожалуй, пришла пора его оттуда убрать, а взамен поставить словарь Джонсона. Утешало лишь одно: абсолютная, на грани невежества невинность дочери. Совершенно точно это «признание в любви», как назвал его автор, первое, но все же слишком рано все это началось, и это тревожило. Подумать только, ведь ей еще и семнадцати нет, только через полтора месяца исполнится! Совсем ребенок. Впрочем, бедняжка Дженни была еще моложе, а как он ее любил! (Миссис Гибсон звали Мери, так что доктор вспоминал какую-то другую особу.) Мысли потекли в ином направлении, хотя он по-прежнему держал в руке открытую записку. Спустя некоторое время взгляд снова сосредоточился на листке бумаги, а сознание вернулось к настоящему. «Пожалею мальчика, ограничусь намеком: он достаточно сообразителен, чтобы понять. Бедный парнишка! Самое мудрое, конечно, отослать его восвояси, но куда же он пойдет? Дома-то у него нет…»

После некоторых размышлений в том же ключе мистер Гибсон сел за письменный стол и выписал юному влюбленному рецепт:

«Мастер Кокс (обращение „мастер“ затронет его за живое, усмехнулся доктор), 19 лет.

Pp: Verecundiae, Fidelitatis Domesticae, Reticentiae.

Signa: Capiat hanc dosim ter die aqua pura.

R. Gibson» [11].