Жены и дочери (ЛП)

Мистер Гибсон вошел, потирая руки после поездки по морозу. Судя по выражению глаз отца, Молли поняла, что он знает о настоящем положении дел в поместье. Но он просто подошел поприветствовать сквайра и ждал, что ему расскажут. Сквайр теребил уголок письменного стола и, прежде чем ответить, зажег свечу, затем, жестом показав своему другу, следовать за ним, он бесшумно подошел к софе и указал ему на спящего ребенка, с превеликой осторожностью стараясь не разбудить того ни светом, ни звуком.

- Что ж! Это прекрасный молодой джентльмен, — произнес мистер Гибсон, вернувшись к камину гораздо раньше, чем ожидал сквайр. — И, как я понимаю, у вас здесь его мать. Миссис Осборн Хэмли, как мы должны называть ее, бедняжку! Для нее это печальный приезд, насколько я знаю, она ничего не знала о его смерти, — он говорил, ни к кому не обращаясь, поэтому и Молли, и сквайр могли ответить так, как пожелают. Сквайр сказал:

- Да! Она испытала ужасное потрясение. Она наверху в самой лучшей спальне. Мне бы хотелось, чтобы вы осмотрели ее, Гибсон, если она позволит вам. Мы должны выполнить свой долг перед ней, ради моего бедного сына. Как бы мне хотелось, чтобы он смог увидеть, как его мальчик лежит здесь. Полагаю, ему было мучительно держать все в себе. Хотя, он мог бы знать меня. Он мог бы знать, что я больше лаю, чем кусаю. Теперь все кончено, и Бог простит меня, если я был слишком резок. Теперь я наказан.

Молли не терпелось вернуться к матери мальчика.

- Папа, мне кажется, она очень больна, возможно, ей хуже, чем мы думаем. Ты не осмотришь ее прямо сейчас?

Мистер Гибсон последовал за ней наверх, сквайр пошел с ними, думая, что сейчас исполнит свой долг, и даже чувствуя какое-то самодовольство за то, что преодолел свое желание остаться с ребенком. Они вошли в комнату, где лежала молодая женщина. Она оставалась совершенно неподвижной в том же положении, как ее уложили. Ее глаза были открыты, и в них не было слез, взгляд был устремлен на стену. Мистер Гибсон заговорил с ней, но она не ответила. Он поднял ее руку, чтобы прослушать пульс, она даже не заметила этого.

- Принеси-ка немного вина и распорядись приготовить мясной бульон, — сказал мистер Гибсон Молли.

Но когда он попытался влить вино в рот больной, то оно пролилось на подушку, так как она не сделала попытки проглотить его. Мистер Гибсон внезапно вышел из комнаты; Молли растирала маленькую неподвижную руку, сквайр стоял рядом в безмолвном смятении, тронутый вопреки собственным убеждениям безысходным страданием такой юной девушки, которая, должно быть, так сильно любила.

Возвращаясь, мистер Гибсон шагал через две ступени; на руках он нес почти проснувшегося ребенка. Без колебаний он окончательно разбудил его и не огорчился, когда тот захныкал. Его взгляд был прикован к женщине на кровати, которая вся задрожала при этих звуках. И когда ребенка положили ей за спину, и он начал нежно протискиваться еще ближе, Эми повернулась и взяла его на руки, баюкала и успокаивала его с привычной мягкостью материнской любви.

И прежде чем она лишилась этого слабого сознания, в котором она действовала скорее по привычке или инстинктивно, нежели обдуманно, мистер Гибсон заговорил с ней по-французски. Одно детское слово «maman» подсказало ему ключ к разгадке. Именно этот язык был самым понятным для ее притупленного разума, и так уж сложилось — только мистер Гибсон не подумал об этом — именно на этом языке ей приказывали, и она научилась подчиняться.

Поначалу речь мистера Гибсона была немного сбивчивой, но постепенно он стал говорить с прежней беглостью. Он добился от нее кратких ответов, затем подлиннее, время от времени потчуя ее каплей вина, пока бульон не окажется под рукой. Молли была поражена тихим отцовским тоном, полным утешения и сочувствия, хотя она не могла уследить за достаточно быстрой речью и понять значение произносимых фраз.