Жены-мироносицы

— Какой-нибудь царек из малоазийской провинции.

— Да нет, — встрял в разговор сенаторов один трибун[26], — по виду это знатный иудей.

От Сеяна Антипа вышел удрученным и подавленным. Префект хотя и встретил его весьма любезно, но на все просьбы Антипы передать в управление хотя бы Идумею отвечал уклончиво. Говорил, что Тиберий пока не готов перекраивать границы провинции, но намекал, что в будущем все возможно. И это будет зависеть от обстановки во всегда неспокойной Иудее. Затем он представил Антипе нового кандидата на пост прокуратора Иудеи Понтия Пилата — небольшого роста и плотного сложения римлянина с короткой стрижкой уже начинающих седеть темно-русых, почти черных волос. На вид ему было лет 40—45. Узкие красные продольные полоски на тунике прокуратора и золотое кольцо на его руке свидетельствовали о благородном происхождении из сословия всадников[27]. Во все то время, пока префект разговаривал с Антипой, Понтий Пилат не проронил ни одного слова. Его глубоко посаженные серые глаза глядели на Антипу настороженно. Тетрарху в голову полезли совсем несуразные мысли, что Пилат изучает его, примериваясь, можно ли сбить Антипу с ног и повалить его на иол с одного наскока, как это делают борцы в цирке. Пилат заговорил, и у Антипы стало складываться о нем впечатление, как о человеке со скептическим складом ума, но довольно осторожном в выборе своих слов. «Хитрая бестия», — подумал про себя Антипа.

Выйдя из дома префекта в крайнем раздражении, тетрарх повелел нести себя к публикану[28] Сителу Аргонию, одному из римских богатеев, на вилле которого он остановился на время пребывания в столице империи. Носилки вновь плавно закачались на плечах рабов, и впереди уже показался Капитолийский холм, белеющий колонами храмов. Слуги свернули на узкую улицу и стали спускаться в предместье Рима к роскошным виллам столичной знати. Антипа, словно очнувшись от мрачных раздумий, вдруг вспомнил, что он обещал в этот вечер навестить своего брата Боэта. Ему не очень-то хотелось общаться со своим родственником-неудачником. Но Иродиада в своем письме к нему так слезно умоляла посетить их, что отказать ей было трудно. Тетрарх помнил Иродиаду красивой отроковицей, какой она очаровала его на свадьбе. Ему вдруг захотелось вновь увидеть ее и сравнить женщину Иродиаду с молоденькой девицей Иродиадой. Подумав обо всем этом, он приказал нести себя к дому брата. 

ГЛАВА 15

Ежегодная рента, назначенная императором Тиберием, обеспечивала царскому сыну пусть не роскошное, но все-таки сносное проживание в столице империи. И хотя Ирод II Боэт продолжал держать обиду на своего покойного отца, он уже почти смирился со своей участью, находя в ней даже определенное удовольствие праздного гуляки, не обремененного заботами государственного управления. Со временем у него в Риме появился круг друзей, с которыми Боэт весело и беззаботно проводил время в термах и на пирушках, все больше и больше пристращаясь к сладкому и хмельному итальянскому вину.

В отличие от своего мужа его супруга Иродиада не могла да и не собиралась мириться со своим положением. Если Боэт удовлетворялся обществом беспутных сенаторских сынков и развратных гуляк из разбогатевших вольноотпущенников, то она не хотела унижать себя общением с людьми сомнительной репутации. Нов высшем обществе Рима Иродиада не была принята, знатные матроны сторонились общения с иудейской принцессой-изгнанницей. Это очень задевало самолюбие внучки Ирода Великого, и она в свою очередь выражала римским матронам не совсем скрываемое презрение. Л потом Иродиада и вовсе стала избегать появляться в высшем обществе Рима. Общение же с женщинами из иудейской диаспоры, разбогатевшей на ростовщических и торговых операциях, претило ее гордости.