Жены-мироносицы

Под равномерные взмахи весел лодки быстро удалялись от берега. В вечерних сумерках заката рыбаки еще какое-то время видели силуэты своего родного города Капернаума, но вскоре пропали и эти очертания, погрузившись в ночную тьму.

Капернаум спал, когда его улицы неожиданно огласились веселым барабанным боем и мелодичными звуками флейты. Никто из жителей не обижался на этот, казалось, неурочный шум. Начинается среда, а значит, день свадьбы[3]. Наоборот, люди стали выходить из домов, чтобы поглядеть на праздничное шествие, медленно продвигающееся по улице в освещении десятка факелов. Невеста, с головы до ног укутанная в широкое развевающееся покрывало, шла в окружении своих подруг. Под музыку, песни и пляски ее вели к жениху на обручение. Голову невесты украшал венок из белых цветов, да и все покрывало тоже было усыпано цветами. Взявшись за руки и образуя вокруг невесты живое кольцо, подруги пели:

«На ложе моем ночью я искала того, которого любит душа моя, искала его и не нашла его. Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать того, которого любит душа моя; искала его и не нашла его»[4].

К обручению вели старшую дочь Иосифа, плотника из Назарета, Саломию. Девушка рослая, стройная, отличавшаяся бойким и веселым нравом, она шла, опустив голову, притихшая и оробевшая. В эти минуты Саломия даже немного завидовала беспечной веселости подруг, непринужденно певших:

«Заклинаю вас, дщери Иерусалимские: если вы встретите возлюбленного моего, что скажете вы ему? Что я изнемогаю от любви.

— Чем возлюбленный твой лучше других возлюбленных, прекраснейшая из женщин? Чем возлюбленный твой лучше других, что ты заклинаешь нас?

— Возлюбленный мой бел и румян, лучше десяти тысяч других: голова его — чистое золото; кудри его волнистые, черные, как ворон; глаза его — как голуби при потоках вод, купающиеся в молоке, сидящие в довольстве; щеки его — цветник ароматный, гряды благовонных растений; губы его — лилии, источают текучую мирру...»[5].

Саломия невольно прислушалась. Эти слова она знала наизусть и не раз певала на свадьбах. Но теперь, когда дело коснулось ее самой, песня вдруг обрела совсем новое значение. Саломия до сих пор не видела своего жениха, и слова песни заставили ее еще раз задаться вопросом: «Какой он, мой будущий муж?» В Капернаум договариваться о помолвке и свадьбе вместе с отцом ездил Иаков, брат Саломии. Но разве от него, всегда такого молчаливого и серьезного юноши, можно добиться какого-нибудь вразумительного ответа? На расспросы сестры о женихе он отвечал односложно: «Обычный человек, как и все». А когда она все же попыталась выяснить у Иакова, красив ли ее жених, брат удивленно поднял на нее глаза: «Разве я девушка, чтобы видеть красоту мужчин?»

Какую девушку не волнует ее судьба в супружестве?! Но выбор своего отца Саломия восприняла как волю Божию. Теперь, покорная родительскому благословению, она шла навстречу своей судьбе с трепетным замиранием сердца.

Вслед за невестой шли ее братья, отец и родственники. Иосифа, мужа, славного своим благочестием и добротою души, знали далеко за пределами его родного города. Сейчас он пребывал в глубокой задумчивости. Его жена Саломия умерла, когда дочери, названной в честь матери, едва минуло девять лет. Ему самому шел уже шестой десяток и о женитьбе после смерти любимой жены он не помышлял. Все домашнее хозяйство, а заодно и забота о младших братьях лежала на плечах Саломии. Справлялась она с хозяйством неплохо. Но когда Саломии минул тринадцатый год, Иосиф стал подбирать ей жениха. Как ни грустно было расставаться с дочерью, заменившей своим братьям мать, но нехорошо девушку, пришедшую в возраст невесты, задерживать в доме[6]. Тем более такая красавица, как Саломия, недостатка в женихах не имела. Да и второй его дочери, Марии, уже минуло одиннадцать и в хозяйских делах она справлялась не хуже своей сестры. Пройдет два-три года, надо будет и о ее судьбе думать. Вместе с сыновьями в доме Иосифа воспитывался его младший брат Клеопа, рожденный второй женой отца, на которой тот женился уже в преклонном возрасте, после того как овдовел. Клеопа был ровесником старшего сына Иосифа, пятнадцатилетнего Иакова. Обучив обоих мальчиков своему ремеслу, стареющий Иосиф брал неплохие подряды на строительство[7], что позволяло содержать семью в достатке. Иосиф не мог не заметить, что между Клеопой и его дочерью Марией установились особые дружеские чувства. Вот и подумалось ему: «А не поженить ли мне через пару лет этих молодых людей[8]? Решились бы многие затруднения. И хозяйка при доме, и незаменимый в делах строительства Клеопа рядом».