Жены русских царей

Вслед за Матрёной Ивановной арестовали её сына, придворного щёголя и красавца Петра Фёдоровича Балка. Ему пока объявлен был арест в своём доме или в доме матери. Вообще нельзя не подивиться той необычной деликатности, если можно так выразиться, которую явил государь в настоящем случае. Арестации были невелики, делали их «без великого поспешения»; взятых под арест не влекли в крепостные казематы; ноги взятых персон, искусившиеся в ассамблейных танцах, не ставили в ремень, выхоленные руки не ввёртывали в хомут, кнут не бороздил их спины. Словом, государь или стыдился являть жестокость по делу, слишком близкому его сердцу, или же Екатерина, по народному выражению, «своим волшебным кореньем» продолжала и в эти страшные минуты «обводить», т. е. смягчать, ублажать государя.

В чём состоял устный допрос Матрёне Ивановне со стороны государя, мы не знаем; то же, что было записано с её слов, отличается необыкновенным лаконизмом. По всему видно, в такой «объявившейся за её семейством материи», каковы взятки, ей не позволили много распространяться.

Перепуганная донельзя, Матрёна Ивановне в течение двух дней 13 и 14 ноября вспоминала и диктовала Черкасову имена своих дарителей. В этом списке были лица всех состояний, званий и обоего пола.

Представляем имена их в некоторой постепенности.

«Брала я взятки, — винилась Матрёна Ивановна, — с:

Служителей Грузинцовых 100 рублей с тем, чтоб говорить Монсу о рассмотрении их дела.

Купецкой человек Красносельцов дал 400 рублей за заступление в деле князя Василия Долгорукова, назад тому лет десять (вернее в 1718 г.).

Купчина Юринской, бывший с послом в Китае, подарил два косяка камки и китайский атлас.

Купец иноземец Меер 300 червонных.

Капитан Альбрехт долгу своего на мне уступил 120 рублей.

Сын «игуменьи», князь Василий Ржевский, закладные мои серьги в 100 рублях отдал безденежно, в то время, как имел дело с князем Хованским.

Посол в Китае, Лев Измайлов, по приезде оттуда, подарил три косяка камки да 10 фунтов чая.

Пётр Салтыков — старый недорогой возок.

Астраханский губернатор Волынский — полпуда кофе.

Великий канцлер граф Головкин — двадцать возов сена.

Князь Юрий Гагарин — четыре серебряных фляши.

Князь Фёдор Долгоруков — полпуда кофе.

Князь Алексей Долгоруков дал, по моему прошению, старую коляску да шестерик недорогих лошадей.

Светлейший князь Меншиков на именины подарил мне маленький перстень алмазный, а потом 50 четвертей муки.

Его высочество герцог Голштинский — два флёровых платка, шитых золотом и ленту».

Не менее обильна была жатва генеральши с прекрасного пола. Ей презентовали:

«Купчиха Любе — парчу на кафтан, штофу шёлкового на самар.

Баронесса Строганова — балбереку 30 аршин.

Баронесса Шафирова, жена бывшего вице-канцлера, — штоф шёлковый.

Княгиня Черкасская — атлас китайский.

Княгиня Долгорукова (жена посла кн. Василия Лукича) — опахало.

Княгиня Анна Долгорукова — запасу разного.

Княгиня Анна Ивановна Голицына — то же.

Княгиня Меншикова — на именины ленту, шитую золотом.

Царевна Прасковья Ивановна — 400 или 500 рублей, того не помню, за убытки мои, что в Мекленбурге получила [в бытность гофмейстериною при Екатерине Ивановне]; от неё ж кусок полотна варандорфского и запасы съестные в разное время; запасы те за то, чтоб просила о её домовом разделе с сёстрами.

Царевна Анна Ивановна, герцогиня Курляндская, прислала старое своё платье.

Царица Прасковья Фёдоровна подарила 200 червонных за убытки мои в Мекленбурге.

Да ныне (в 1724 году), — каялась Балкша, — в Москве из многих господских домов присылывали мне овса, сена и протчего всякого запасу домового, а сколько и когда, не помню».

Чтоб помочь ослабевшей памяти сестры и брата, обратились к гласности!

В ту же пятницу, 13 ноября, пополудни, кортеж солдат, имея во главе нескольких барабанщиков и одного чиновника прошёл по улицам и площадям столицы. На барабанный бой сбежался народ; ему всегласно объявили, что так как камергер Монс и сестра его Балк брали взятки и за то арестованы, то каждый, кто что-нибудь знает об этом или кому доводилось давать им, то тот под страхом тяжкого наказания должен непременно заявить о себе. Такие же извещения прибили на стенах.

«После таких публикаций, — в тот же день заговорили в публике, — после такого объявления дело арестантов примет весьма опасный оборот. Говорят, что они во многом уличены из собственных их писем».

Улик действительно оказалось так много, что арестантов без дальнейшего следования предали вышнему суду.

X КАЗНЬ КАМЕРГЕРА МОНСА 1724

Утром в субботу, 14 ноября, члены вышнего суда съехались в Зимний дворец.

Пока не привели ещё подсудимых, назовём имена грозных судей; всех их девять человек: Иван Иванович Бутурлин, Иван Бахметев, Александр Бредихин, граф Яков Брюс, Семён Блёклый, Иван Головин, Иван Дмитриев-Мамонов, граф Иван Мусин-Пушкин и наш старый знакомый Андрей Иванович Ушаков.