— Куда? — крикнул он и, схватив её за руку, бросил с силой на середину комнаты, где, к счастью, стояло мягкое кресло, на которое она и упала. — Вероятно, вы опять хотите идти жаловаться на меня царю, который при всех осыпает меня упрёками? Но, сударыня, меня уже утомляют ваши коварные происки, я вам запрещаю усиливать гнев моего отца.
Бедная царевна от испуга не могла произнести ни слова. Она плакала и протягивала руки к мужу, но он не обращал на неё никакого внимания и продолжал свои угрозы:
— Горе вам, если вы вздумаете опять жаловаться на меня государю. Клянусь вам, что я тогда иначе поступлю с вами.
— Но, — отвечала царевна, — кто так злобно оклеветал меня перед моим супругом. Я никогда не сказала царю ни одного слова во вред моему мужу.
— Я всё знаю, — закричал царевич, — вы не можете оправдываться. У меня больше друзей, чем у государя и его иностранных приятелей. Придёт время, когда я смогу отомстить вам.
— Прошу только об одной милости, — отвечала царевна, — назовите мне тех, кто уверял вас, что я жаловалась его величеству, и если я виновата, то я достойна вашей ненависти, если же я окажусь невиноватой, то не отвергайте любви преданной жены. Позвольте мне по крайней мере оправдаться и отклонить ваше подозрение.
Царевич опять приказал ей молчать и ещё более сурово повторил свои угрозы, если она будет болтать царю. Шарлота плакала и, протягивая руки, хотела броситься на его грудь, но он грубо оттолкнул её с такой силой, что она ударилась головой об стену, отчего лоб у неё сильно распух. Царевич же, не обращая внимания на жену, быстро вышел из кабинета и с яростью захлопнул за собой дверь.
Долго Шарлота лежала без чувств в кресле, наконец сильный поток слёз облегчил её сердце, она встала и хотела пройтись по комнате, но её колени подгибались, и она упала на ковёр, покрывавший пол. Усердно помолившись, она почувствовала некоторое успокоение. Явившемся по её звонку и напуганным растерзанным видом своей госпожи камер-фрейлинам Шарлота объяснила, что по собственной неосторожности упала и расшиблась.
Несмотря на все старания, на безграничную самоотверженность царевны с целью приобрести расположение мужа, последний продолжал обращаться с ней с непримиримой жестокостью. Ни её заступничество перед царём, когда Пётр в своём гневе осыпал её мужа упрёками, ни ласки, ни слёзы не могли тронуть бесчувственного сердца царевича, загрубевшего в обществе низких и развратных людей. Подарки жены, сделанные её собственными руками, Алексей тотчас же дарил своей любовнице Афросине, которая имела нахальство носить их открыто.
Брань между молодыми супругами часто происходила и от такой странной причины, которую трудно предполагать в царском доме, как нужда в деньгах. Молодая принцесса затруднялась в содержании лиц своего маленького немецкого двора. Её сердце болело при виде нужды тех особ, которые из любви к ней оставили свою родину, чтобы следовать за ней в чужую страну, в городе, где ещё трудно было найти жилище. Но ей самой часто не доставало самого необходимого для жизни: из казначейства ей стали выплачивать деньги на содержание не в срок и не сполна. Между тем уже скоро после прибытия в Петербург случались непредвиденные расходы, например, издержки на экипажи и лошадей. Царь обещал своей невестке подарить экипаж и лошадей, но это обещание не было исполнено под предлогом, что в Петербурге негде купить. У Шарлоты был экипаж, полученный ею в Торне от Меншикова, в Петербурге царица подарила ей карету с лошадьми; третий экипаж царевна купила на свои деньги. Но все эти экипажи были очень плохие. Зимой генерал Вейде продавал своих лошадей за 600 рублей. Царевна попросила царицу напомнить Петру о его обещании подарить ей лошадей и сказать, что теперь их можно купить у Вейде. Через несколько дней царь дал ей знать через Екатерину, что она может взять у Вейде лошадей, что он ей дарит их, а деньги генералу будут уплачены сенатом. Но прошло четыре месяца, а Вейде так и не получил своих денег, и Шарлота должна была возвратить ему лошадей. Все её жалобы ни к чему не привели, а к царю нельзя было подступиться, от него ничего нельзя было добиться, у него никогда не было времени. Она всегда терпела нужду во всём.
Вскоре бедной царевне суждено было снести другое, более унизительное оскорбление.
В один прекрасный солнечный день она узнала, что царевич гуляет в дворцовом саду. Она оделась, пошла в сад, чтобы погулять вместе с мужем и занять его беседой. Войдя в сад, она увидела его издали сидящим на скамейке рядом с Афросиной и нежно державшим её за руку. Афросина громко хохотала и рукой закрывала царевичу рот, как будто не хотела слышать милых шуток своего поклонника.