Жены русских царей

Поэтому митрополит, явившийся в храм Успения значительно ранее виновника торжества, осмотрев всё, что требовалось при короновании, распорядился убрать приготовленный сосуд — кробийцу — для священного мира. Всё прочее оказалось в порядке. Сидение для него — митрополита и трон Иоанна III для венценосца были поставлены рядом.

На столах были разложены доставленные из казённого двора: золотое блюдо с животворящим крестом, цепь, скипетр и держава. Держава была, также времён Мономаха.

Москва пробудилась в этот день под неумолкавший звон колоколов. Вообще картиной шествия во храме удовлетворилось бы и величайшее честолюбие. Виновник торжества отправился из дворца в сопровождении бояр, окольничьих, думских людей, стольников, стряпчих, дворян и детей боярских. Стрельцы построились в две линии и надёжно ограждали царский путь. Духовник шёл впереди всех и окроплял святой водой путь, с которого перед тем. рынды и боярские дети убрали всякую подозрительную пушинку.

При входе в собор духовный чин встретил Иоанна Васильевича со святой водой, после чего он занял своё обыкновенное место, но по окончании молебна митрополит возвёл его с обыкновенного места на чертожное, где он и занял царское сиденье. По правую сторону от него стали бояре, а по левой расположились соборные старцы.

После обмена благожелательными речами митрополит поднёс всё ещё великому князю венец с речением: «Прими, государь, высшую славу — венец царствия на главу свою, венец был на главе предка твоего Владимира Мономаха. Да процветёт от твоего корня величие всего твоего государства». Затем были возложены на Иоанна Васильевича, отныне уже царя, крест от животворящего древа, цепь и вручён ему скипетр. Держава введена в регалию венчания на царство только при венчании Бориса Годунова.

Вместе с нововенчанным ликовала и вся Москва. Отныне Москва — столица всей Руси и Царьград, откуда чуть не указы шли от патриархов, принуждён будет умерить свою гордость.

По возвращении во дворец среди раздвинувшейся и ликовавшей толпы, нововенчанный был на первых же ступенях крыльца осыпан князем Шуйским золотым дождём; поступком этим он надеялся загладить свои прегрешения, а их набралось достаточно, чтобы не утихал гнев царский. Верховая боярыня Турунтай-Пронская высыпала к ногам царя целую казну из золотых монет, но всё же Иоанн Васильевич ощутил наибольшее удовольствие, когда его встретила боярышня Анастасия Романовна дождём из хмеля и зерна. Она решилась на этот поступок по указанию полюбившей её верховой боярыни.

Торжество завершилось во дворце царским застольем, а для народа были поставлены бочки крепкой браги и сладкого мёда. Царский стол, за которым распорядитель не нашёл места для женского пола, ознаменовался тем, что поданного царю лебедя он приказал разделить на две половины, и одну из них доставить в дом князя Сицкого и там вручить, боярышне Анастасии Романовне. Блюдо велено было взять из Казённого Дома и при том не какое-нибудь, а изукрашенное яхонтами и лалами. Кроме того, из Казённого же Дома доставили боярышне рукомойник, осыпанный бирюзой, обладавшей, как было известно, особой силой возбуждать любовь в сердцах дев.

Общую радость Москвы не разделяли лишь Шуйские и Глинские. Они были низвергнутые с первой ступеньки трона. Беспрекословное самодержавие проявлялось теперь перед ними воочию в каждом поступке, в каждом движении зрачков Иоанна Васильевича. Ни одной крошки, ни одной птичьей лапки он не послал им из своего обеденного блюда, а бывало ли это прежде, когда он только велико княжил, а не царил? Нужно было подумать Шуйскому — не отъехать ли в вотчину, а Глинскому — не переселиться ли в Литву? Если что и останавливало их, так это заведомая скромность всего рода Захарьиных, не обнаруживавших ни малейшего намерения проскользнуть в узурпаторы и гонители всех, кто вздумал бы стать на их дороге. О боярышне Анастасии Романовне вся Москва в один голос твердила, как о царской невесте, пленившей жениха красотой тела и души. «Помимо красоты, — писали летописцы, — она отличалась целомудренностью, смирением, набожностью, чувствительностью, благостью и основательным умом».

ГЛАВА IV

После объявления Дум об избраннице Иоанн Васильевич поручил верховой боярыне побывать в усадьбе князя Сицкого и передать девице Анастасии Романовне приглашение царя переселиться вместе с мамой в верхнюю половину дворца. Однако верховую боярыню Собакину опередила верховая боярыня Турунтай-Пронская. Она передала маме, чтобы девица не соглашалась перейти во дворец: «Бог знает, что может случиться, а вот пусть он принародно признает её невестой, тогда другое дело, можно и наверх перейти». Поэтому, когда Собакина передала приглашение царя, то получила учтивый отказ.

Выслушав доклад неудавшейся свахи, царь пристукнул посохом, с которым уже не расставался, и заметил Собакиной, что ей следует отъехать в свою вотчину. На девицу же Анастасию Романовну он никакой обиды не почувствовал и даже приказал кому-то из постельничих: девица поступила по-умному; завтра наутро объявить принародно, что она моя избранница.