Жены русских царей

Из массы старых подлинных дел, нами пересмотренных, мы могли бы представить множество подобных ужасных заклятий, которые долго и долго ещё раздавались со стороны простого народа, главным образом из рядов поборников раскола, ревнителей старины раздавались над усопшим преобразователем. Но нам кажется, что и представленные черты довольно ярко оттеняют настроение умов серого народа относительно Петра, потому нельзя выводить того заключения, чтобы русский народ того времени всецело видел в смерти преобразователя какое-то испытание, ниспосланное Богом, какое-то сильное, повергающее в отчаяние, несчастье. Ничего подобного со стороны массы народа не было. Мы видели противное... Заметим при этом, что это противное объявлялось не со стороны только раскольников; разумеется, среди их ненависть была упорнее, высказывалась чаще, сильнее, в течение большого числа лет; но объявлялась она зачастую и среди нововерных попов или среди шутников-грамотеев вроде восстановителей притчи: «погребение кота мышами»...

В то время, когда бушуют страсти примученных поборников старины и народности, когда изрыгаются слова ненависти уже опочившему сном смерти властелину, что делает его преемница?

Она предоставляет первые необходимейшие распоряжения по внутренним и внешним делам сенату, который и собирается в её покоях; ласкает и осыпает подарками и почестями наречённого своего зятя, возвышает друга молодости — князя Меншикова, сидит запёршись в своих апартаментах, куда, по её указу, никого не допускают без доклада, кроме Меншикова, Бутурлина, Ягужинского, Девиера, Макарова и Нарышкиных; «с докладу же пущают по регламенту» только «по шестой класс»; выходит же сама Катерина Алексеевна только к гробу супруга.

XII ИМПЕРАТРИЦА ЕКАТЕРИНА I 1725-1727

Первые месяцы царствования по исконному обычаю ознаменовались наградами её приближённых, а также прощениями преступников и возвратом ссыльных прежнего царствования. Несколько иноземцев, затем известные птенцы Петра, бывшие в немилости, — барон Шафиров, Скорняков-Писарев, доктор Лесток — получили прежние чины и отличия. Протопопы, попы и дьяконы покровско-суздальско девичьего монастыря, всего шесть человек, страдальцы за преданность царице Авдотье, были возвращены из дальней ссылки и распределены по церквам на места. Сторонницы той же царицы Авдотьи и её сына, вдовы: Варвара Головина, княгиня Настасья Троекурова, княгиня Марья Львова, разосланные в 1718 году по монастырям в заточение, ныне получили право жить в каких угодно монастырях, хотя бы в московских. Вологодским шести духовным особам разного чина, судившимся «по важным противным словам» раздьякона вологодского собора Непеина, и некоторым другим колодникам смягчены наказания либо и вовсе сказано прощение. Из Сибири, по свидетельству современника, в марте 1725 года привезли человек двести ссыльных, возвращённых на родину: то были лица, пострадавшие за непринесение присяги в 1722 году установленному Петром порядку престолонаследия. Надо думать, что прощение было им объявлено ещё по случаю коронации Екатерины, в мае 1724 года.

Как бы то ни было, но в числе возвращающихся из разных мест ссылок неужели не было наших близких знакомых — Матрёны Ивановны с её сыновьями, неужели забыли и других пособников камергера Монса?

Нет, о них вспомнили, и вспомнили довольно скоро.

Ещё тело императора стояло во дворце, ещё только что возвещалось по улицам столицы о предстоящем церемониале его погребения, а Екатерина Алексеевна изрекла милостивое прощение своей доверенной подруге. Прощение было дано в форме указа её величества из сената на имя генерал-майора и лейб-гвардии майора Андрея Ивановича Ушакова. Что это за ловкий человек Андрей Иванович! Давно ли на него как на надёжнейшего сыщика и застеночного «инквизитора» возлагал Пётр щекотливое дело Монса — и вот по прошествии четырёх месяцев тот же Андрей Иванович не только не вызывает на себя мщения Екатерины — нет, его любят, ему доверяют и ему же поручают озаботиться о возврате лиц, так недавно им арестованных, допрашиваемых и преданных в руки заплечных мастеров!

Прощение изрекалось Екатериной под обычною формою: «Ради поминовения блаженные и вечно достойные памяти его императорского величества и для своего многолетнего здравия: Матрёну Балкшу не ссылать в Сибирь, как было определено по делам вышнего суда, но вернуть с дороги и быть ей в Москве. Детей её, Петра да Якова, вместо ссылки в гилянский гарнизон, определить в армию теми же чинами, в каких посылали их в Гилянь».

Не забыли Балакирева; вспомнили также о Столетове. Тот и другой освобождены от каторжной работы и возвращены в столицу. Иван Балакирев определён в лейб-гвардии Преображенский полк в солдаты, а Егор Столетов освобождён на волю, а у дел её величества нигде не быть.

Освободили героев и героинь трагедии, но самую хронику, летопись событий, поспешили запрятать под замки и печати.