Жены русских царей

Мама первая высмотрела, как выставленные дозорные вершники прискакали с известием, что ко дворцу направляется царский возок. Анастасия Романовна волновалась с раннего утра, что её «любый» заявился прежде всего к логовищу юродивого, точно у него и не было царского покоя и царицы. Теперь благодаря услугам мамы она стала сказочно красивой. На встречу она понесла супругу резное блюдо с большой стопой фряжского вина. На блюде же красовались охотничьи перчатки и воздухи, для дворцовой церкви, на которых представлялись словно живые херувимы из золотой бити и шемаханского шёлка.

По сравнению со всем, что видел в последнее время Иоанн Васильевич на дорогах, площадях и в берлогах юродивых, молодая жена показалась ему небесной посланницей. Он ещё не очерствел сердцем и был так тронут, что чуть-чуть не поцеловал руку Анастасии Романовны. Однако его остановила мысль: может ли царь всея Руси целовать въявь, при народе, женскую руку? Не слабость ли такой неслыханный поступок? Правда, с ним уже случался такой грех...

   — Здоров ли мой любый? — выговорила Анастасия Романовна.

   — Глядя на тебя, и хворый поздоровеет. Всю до дна выпью эту стопу за твоё желанное здоровье. Будь счастлива.

Анастасии Романовне следовало бы, по наставлению мамы, припасть к его руке, повыше локтя, но она забыла это наставление и скромненько поникла головой.

   — Воздухи я вышивала, а кречетный наряд изготовили боярышни. Извини, одной мне было не успеть.

   — За всё благодарю несказанно, а за воздухи вдвое. Они пойдут в новый храм, который я повелел соорудить на святом месте, это неподалёку от пещеры Василия, там творится нечто неземное... но я устал. Успокой мою душу в своей горенке. Пусть твой Сильвестр отслужит благодарственный молебен. Непорядок я творю, и Адашев рассердится, но лишь бы ты не сердилась, моя горлица, идём?

Дня через два постельничий Адашев оповестил Москву, что царь вскоре совершит шествие к святыням и укажет, где быть новому храму.

Шествие было невиданным. Его открыли царь с царицею в смиренных одеждах; за ними шли в три ряда рынды, сверкавшие ярко начищенными топориками, и двадцать рядов мастеровых с орудиями их мастерства. Среди них преобладали каменщики с лопатками и каменотёсными молотками. Они же несли и ведра для известкового раствора. Очень величав был шедший во главе мастер с серебряной лопатой и парой растёсанных камней. Далее шли ряды бояр, которым смиренное платье казалось не ко времени. Кафтаны их, особенно воротники, были сплошь покрыты каменьями. Из их перешёптывания легко было догадаться, что они осуждают переданное постельничим Адашевым повеление явиться в смиренных одеждах. Разумеется, их вольность не укрылась от зоркого взгляда Иоанна Васильевича.

Шествие не обошлось без приключений, хотя по сторонам его и шли стрельцы — охранники, какая-то баба с маленькой внучкой на руках протиснулась сквозь людскую стену и пала перед царицей на колени. Царь стукнул было посохом, но жена так умоляюще на него взглянула, что он отвернулся, сделав вид будто ничего и не видит. Бабушка попросила подержать её малютку хоть чуточку. «Ведь это же будет счастьем на всю жизнь девчурке». Царица любовно взяла малютку и понесла её как своё дитя и сотню шагов, и другую, и третью, и только боязнь, что ей поднесут множество других детей, заставила Анастасию Романовну возвратить бабушке её внучку. Следовавшие по сторонам охранников народные толпы готовы были молиться на свою царицу; так, малое дело привлекало к ней сердца москвичей и особенно москвичек.

Только к полудню шествие приблизилось к тому месту, где скрывалась пещера юродивого Васи. Провидец чувствовал себя хозяином этих мест, поэтому он торжественно встретил дорогих гостей. Повинуясь вдохновению, он пустился в пляс со своим сумасбродным припевом: «Лацы, кулалацы!»... Видневшиеся сквозь его лохмотья вериги были очень эффектны в эту минуту. Вдохновение его было так могуче и так захватывало всех присутствовавших, что он рискнул подставить царю свою грязную руку для поцелуя. Тысячи псковитянок разом радостно вздохнули: царь поцеловал руку провидца. Ободрённый этой милостью он протянул было руку и царице, но Анастасия Романовна отпрянула в сторону и не постеснялась выразить чувство отвращения.

   — По что так? — спросил Иоанн Васильевич.

   — Взгляни, мой любый, — отвечала она, — взгляни на его руки, он в навозе. Я поцелую эту грязь, а потом буду целовать тебя в уста, да ни за что!

   — А я же целовал!

   — Ты прирождённый царь, к тебе ничего не пристанет, а я только твоей милостью царица.

Этот ответ очень понравился прирождённому царю, и он даже сказал провидцу:

   — Не суйся к царице со своими отрепьями. Не больно-то много в них святости. Брысь!