Жермини Ласерте. Братья Земганно. Актриса Фостен

— Слушай, Жермини, что ты скажешь на такой план? Хорошенькая комната… не такая, как этот ящик… Настоящая комната с уборной… на Монмартре… два окна и все прочее… На улице Императора… с таким видом из окон, что англичанин пять тысяч франков не пожалел бы, лишь бы увезти его с собой… Словом, этакое гнездышко, где можно просидеть целый день и не соскучиться… Потому что, скажу тебе по совести, мне надоело переезжать с места на место и менять одних клопов на других. К тому же какой интерес жить в меблирашках и всегда одному? Друзья — это не то: они слетаются, как мухи на мед, когда платишь за выпивку, а потом будь здоров! Прежде всего я больше не хочу пить, вот, ей-богу, не хочу, ты сама увидишь. Мне вовсе не интересно тратить деньги на то, чтобы подохнуть раньше времени. Отнюдь! Ни в коем случае! Надо поберечь свое брюхо. Все эти дни мне казалось, что я съел кучу штопоров. На тот свет мне что-то не хочется… Поэтому я думал, думал и вот что придумал: сделаю-ка я предложение Жермини. Прикуплю немного мебели… у тебя в комнате тоже, наверно, что-нибудь есть… Ты знаешь, я не бездельник, на все руки мастер… И потом, не всегда же работать на других, откроем и свою ресторацию. Если у тебя кое-что отложено в чулке, тоже неплохо. Мы устроимся вместе, как полагается, а когда-нибудь заглянем и к господину мэру. Что ты скажешь на это, цыпочка? Неплохо придумано, правда? И ты сможешь отдохнуть от старухи и пожить со своим дорогим старичком Готрюшем.

Жермини, слушавшая Готрюша, приблизив к нему лицо и опершись подбородком на ладонь, откинулась назад и пронзительно захохотала:

— Ха-ха-ха! Так ты думаешь… ты говоришь… ты думаешь, что я уйду от нее? От барышни? Ты вправду так думаешь? Ну и дурак же ты! Пусть у тебя будут миллионы, пусть ты будешь весь в золоте, понимаешь, весь, с головы до ног!.. Ну и комедия! Барышня!.. Ты, значит, не знаешь, я тебе не говорила… Чтоб она умерла и глаза ей закрыли не эти руки?.. Нет, ты и вправду так думаешь?

— Видишь ли, я считал… судя по твоему обхождению… Мне казалось, что ты все-таки больше дорожишь мной… в общем, что ты любишь меня… — пробормотал маляр, смущенный беспощадной, шипящей иронией Жермини.

— Ах, так! Ты к тому же еще думал, что я тебя люблю! — Словно стараясь вырвать в эту минуту из сердца чувство, которое жгло ее стыдом, она продолжала: — Да, ты прав, я тебя люблю… люблю так, как ты любишь меня, не больше… Понятно? Люблю, потому что ты под рукой, потому что это удобно. Я привыкла к тебе, как к старому платью, с которым никак не расстанешься… Вот как я тебя люблю! А за что мне любить тебя иначе? Ты или другой — какая мне разница, скажи на милость! Чем ты для меня отличаешься от всех остальных? Ну, хорошо, ты взял меня… Дальше что? По-твоему, этого достаточно, чтобы я тебя полюбила? Что ты сделал такого, чтобы привязать меня к себе, объясни мне, пожалуйста? Пожертвовал ли ради меня хоть одной рюмкой водки? Пожалел ли меня вот настолько, когда я под твоей дверью месила грязь и снег и могла насмерть простудиться? Ладно уж! А какими словами меня честили, какими помоями обливали! Словно огнем жгли! Меня оскорбляли, пока я тебя ждала, а тебе было наплевать! Я уже давно хочу высказать тебе все, что у меня накипело… Нет, погоди! — добавила она со злобной улыбкой. — Ты, может, думаешь, что свел меня с ума своей красотой, кудрями, которые все повылезли, этой вот рожей? Как бы не так? Я взяла тебя… Да я взяла бы первого встречного! У меня бывают такие дни, когда мне нужно… я тогда ничего не соображаю и не вижу. Это уже не я тогда… Я взяла тебя потому, что было жарко, вот и все!

Она на секунду умолкла.

— Выкладывай все подряд, — сказал Готрюш. — Разделывай меня под орех. Не стесняйся, пока ты еще здесь.