Жернова. 1918–1953. Большая чистка

Однако чем больше старался Люшков, тем острее чувствовал неустойчивость своего собственного положения. Из центра приходили тревожные вести: арестовали начальника Третьего (контрразведывательного) управления НКВД Льва Григорьевича Миронова, а он, Люшков, когда-то служил под его началом; арестовали Всеволода Апполоновича Балицкого, бывшего начальника Украинского НКВД и предшественника Люшкова на должности начальника НКВД Дальвостоккрая — и под его началом довелось служить тоже. А вдруг кто-нибудь из них упомянет имя Люшкова в своих показаниях: мол, тоже состоял и тому подобное? Со страху да по злобе наговорить можно чего угодно и на кого угодно. Тогда — крышка.

Но нет, он так вот, за здорово живешь, себя не отдаст. Чтобы и его самого потрошили в каком-нибудь застенке, чтобы потом, избитого, искалеченного, тащили в подвал или сунули в берговскую душегубку, о которой ходят жуткие слухи, — да лучше он пустит себе пулю в лоб. А еще лучше — рвануть за границу. Черт с ним, что там капитализм! Умный человек устроится и проживет где угодно. А то стараешься здесь, стараешься — и ради чего? Коммунизма? Да пошел он, этот коммунизм, к такой матери! Коммунизм — это для наивных дураков. Чтобы лучше пахали. Чтобы верили, что наступит в конце концов… если не для них, то для их детишек… Дурак думкой богатеет. Проклятая страна, тупой народ, пригодный лишь для того, чтобы унавоживать им землю. Тьфу!

Глава 4

1937 год подходил к концу. 12 декабря были проведены первые выборы в Верховный Совет СССР по новой Конституции. Люди впервые шли голосовать за кандидатов, которые должны решать их судьбу. Так, по крайней мере, утверждали газеты и радио.

Выборы миновали, но ничего не изменилось. Правда, никто и не ждал никаких радикальных изменений: от них устали, их боялись. Страна, между тем, продолжала трудиться, вытягивая из себя жилы. Все завоевания рабочего класса в силу жестокой необходимости сходили на нет: восьмичасовой рабочий день (о семичасовом уже успели позабыть) существовал лишь на бумаге, на самом деле люди трудились у станков и домен, на шахтах и рудниках по десяти-двенадцати часов, часто не зная ни выходных, ни праздников, ни отпусков. Строились новые заводы и фабрики, прокладывались линии железных дорог к растущим промышленным городам, открывались новые месторождения полезных ископаемых, из заводских цехов выходили новые автомобили, трактора, комбайны, спускались на воду новые корабли, взмывали в небо новые самолеты, выползали из цехов новейшие танки и бронемашины — все было новое и новейшее — страна, наверстывая упущенное, готовилась к большой войне.

Колхозы и совхозы вставали на ноги, расширяя посевы и снимая с каждым годом все большие урожаи, но мало что оставалось самим колхозникам. Они были навечно закреплены за своим колхозом или совхозом, без права выезда и смены места жительства. Лишь молодежь, отслужив в армии, часто не возвращалась в родные деревни и села, ее манили города и новостройки. Иногда везло и деревенским: наедут вербовщики и начнут соблазнять интересной работой и почти райской жизнью где-нибудь в Сибирской тайге, в пустынях Средней Азии, на горных кряжах Памира и Тянь-Шаня. Да мало ли где нужны были в ту пору рабочие руки, а рук не хватало, взять же их можно было лишь в деревне.

И вся страна училась. Училась в школах, которые открывались повсюду, при этом учились не только дети, но и взрослые; училась в техникумах и институтах, в фабрично-заводских училищах, в военных училищах и в академиях: стране были нужны грамотные кадры, ибо товарищ Сталин сказал: «Кадры, овладевшие техникой, решают всё!»

К этому же времени необычайно разрослось использование труда заключенных. Сибирские, Уральские и Средне-Азиатские лагеря становились промышленными зонами, в которых добывалось все, начиная от угля до золота, и производилось тоже практически все — от швейной иглы до сложнейших станков. В тюремном режиме работали и некоторые конструкторские бюро, где проектировались самолеты, корабли, ракеты. Работали в этих бюро инженеры, взятые НКВД по доносу, по подозрению, просто по принадлежности к руководящему слою, который в последние годы все разбухал и разбухал: многие выпускники вузов избегали работы на заводах и в конструкторских бюро, где платили гроши, они с большей охотой шли в главки, управления и всяческие конторы, расплодившиеся в великом множестве, где платили больше, чем в других местах, где больше было власти и привилегий, но значительно меньше ответственности.

Огромная страна, части которой были едва связаны между собой произволом чиновников, на протяжении столетий не знавшая, что такое закон, порядок и дисциплина, где царили произвол, бесшабашность и разгильдяйство, нетерпимость и равнодушие, удаль и лень, должна была — по глубокому убеждению новоявленных пророков — в кратчайшее время избавиться от своих вековых пороков и обрести новое лицо. Однако прошлое было слишком живуче, слишком прикипело к телу народному, чтобы можно было сбросить его, как сбрасывают обветшавшие одежды.