Жернова. 1918–1953. Большая чистка

— Может, ты позвонишь кому-нибудь? — робко произнесла Катерина, заглядывая в глаза Алексея Петровича, когда они на какое-то время остались одни в кухне, куда сносили привезенные продукты.

— Звонить бессмысленно и… и опасно, — поспешно ответил Алексей Петрович, ожидавший от Катерины чего-то подобного. Увидев ее разочарование, добавил: — Завтра с утра поеду. Постараюсь узнать и прояснить положение…

Он не представлял себе, к кому ехать и что прояснять, потому что был наслышан, как опасны эти попытки прояснения и заступничества. И в то же время ему казалось, что он все равно будет ездить и ходить, что-то делать до тех пор, пока… что это долг перед Левкой, долг, который выше чувства страха и рассудочности, а внутри его — наряду с этой уверенностью — рос какой-то тонкий, но очень настойчивый голос, пока еще без внятных слов, даже и не голос, а звук, вызывавший в нем панику и неуверенность.

— Если, конечно… — Он не договорил, а Катерина не стала переспрашивать, догадавшись, что он имел в виду: если у него будет это завтра.

— Боишься? — спросила она с кривой усмешкой.

— Боюсь, — сознался Алексей Петрович.

— Ты всегда боялся, — вдруг сказала она свистящим шепотом, и Алексей Петрович увидел ее ненавидящие черные глазища так близко от себя, что вздрогнул и отшатнулся. Лицо Катерины исказилось, сделалось страшным, безобразным. Подняв дрожащие руки, будто собираясь вцепиться деверю в лицо, она выкрикивала все тем же свистящим шепотом: — Ты боялся близости со мной, ты… А я ходила к тебе, сопляку, изменяя своему мужу. Я дрянь, но и ты… ты… А я пойду за Левой в Сибирь, на Сахалин — куда угодно. Так и знай! — И выбежала из кухни.

«Истеричка, — подумал с грустью Алексей Петрович. — Она ходила ко мне… К кому она только не ходила… А теперь вот корчит из себя жену декабриста. Как это все мерзко и глупо».

Ужинали поздно. За столом Маша, Алексей Петрович, Марина да Андрей. Младшие спали, Катерина заперлась в своей комнате, Клавдия Сергеевна тоже спала после укола морфия.

— Мама очень переживает, — сообщила Марина.

Алексей Петрович поднял голову и встретился с ее глазами цвета гречишного меда — точь-в-точь, как у него самого. В голове пронеслось молнией: «Не может быть!» С испугом глянул на Машу, та виновато улыбнулась ему и сощурила свои большие, чуть подслеповатые серые глаза.

Глава 21

Проснулся Алексей Петрович оттого, что Маша осторожно, чтобы не разбудить его, выбиралась из постели. Не открывая глаз, слушал, как она шуршит одеждой, расчесывает волосы, вздыхает. Значит, через какое-то время встанут дети, свои и братнины, встанет Катерина. Не исключено, что встанет и мать: она привыкла вставать рано, кормить всех и провожать кого в школу, кого в институт, кого на работу.

Только он, Алексей, в последний год никуда не спешит, встает поздно, завтракает в одиночестве и скрывается в своем кабинете. Днем он не пишет, днем он читает, делает выписки, заметки, размышляет, то есть готовится к вечеру, когда, собственно говоря, и начинается его писательская работа.

Прошлепали к двери Машины шаги, дважды скрипнула дверь.

Алексей Петрович открыл глаза, оглядел знакомую до мелочей комнату. Прислушался. По коридору пробежал Иван — он всегда так несется в туалет. Маша выговорила ему за непозволительный шум. Что-то громыхнуло, похоже, у нижних.

Давно ли это было: ночь, урчание машин, громыхание отодвигаемой мебели, сдавленный женский крик. Как они там все это пережили, как переживают до сих пор? Странная судьба: рвались в Москву из веками обжитых мест, шебаршили, выпячивались, лезли наверх, наступая на чьи-то ноги, и вот — на тебе.

А за ним сегодня не приехали. Видать, спешить им некуда, могут приехать и завтра, и через неделю. Предполагая такую возможность, Алексей Петрович все-таки не верил, что приедут вообще.

Вспомнился упрек племянника Андрея: «Вам хорошо, дядя Леша, вы писатель…», потом обвинение Катерины — и гнетущая тревога захватила его целиком, заставила сердце биться панически, а мысли метаться лихорадочно в поисках какого-то решения.

Разумеется, в первую очередь он поедет в Союз писателей: надо сделать отчет о командировке, надо выяснить, где можно тиснуть свои впечатления о поездке в Армению, надо прощупать атмосферу в Правлении, надо… А потом самое трудное — искать подходы к Левке, к его аресту. Как жаль, что у него ни одного знакомого в чекистской среде: он всегда избегал этих людей, а может быть, и они избегали его тоже.

Знать бы, где упадешь…

Алексей Петрович не заметил, как снова уснул. Разбудила Маша. Она вошла и села на постель. Он открыл глаза и увидел в ее глазах слезы.

— Что случилось? — спросил он, приподнимаясь.

— Мама, — прошептала Маша. И пояснила: — Марина говорит, что у нее инсульт. Она вызвала карету скорой помощи.

Алексей Петрович вскочил, стал поспешно одеваться, словно оттого, как быстро он оденется, зависело и состояние матери, и благополучие всех остальных Задоновых.