Жернова. 1918–1953. Двойная жизнь

Вдруг лба его, мокрого от пота, коснулась влажная ткань, пахнущая земляникой; невесомо, как дуновение утреннего ветерка, пробежала по щекам. Еще через минуту на лоб его легла теплая ладонь, и Василий, не в силах больше противиться порыву благодарности и до спазма в горле охватившей его нежности, поднял свою руку и накрыл маленькую, почти детскую, ладошку. И только после этого открыл глаза. И встретился с ее взглядом.

— Хочешь пить? — вместо приветствия спросила Мария и, не дожидаясь ответа, осторожно высвободила руку и поднесла к его губам стакан.

Василий пил клюквенный морс с таким наслаждением, какого не испытывал никогда прежде, и безотрывно смотрел в ее черные зрачки, то сужающиеся, то расширяющиеся, и ему казалось, что он должен что-то разглядеть там, в глубине этих черных кружочков, обрамленных многоцветной коричневой радугой.

— Я сама готовила, — дошел до Василия тихий голос. — Доктора очень советуют…

Василий разглядывал девушку и не мог оторваться: это была совсем другая Мария, не та, какой он ее знавал прежде. В ней исчезли куда-то легкомысленность и смешливость, она смотрела на него серьезно, тоже не отводя глаз, без тени смущения, без жалости, — как-то так, как никто на него еще не смотрел, и от этого ее взгляда на душе становилось спокойнее и тише. Он взял ее руку, поднес к лицу маленькую ладонь с маленькими пальцами, осторожно, с благоговением прижал к своим губам и закрыл глаза.

Лежать вот так, не чувствуя своего тела, но чувствовать одну ее мягкую ладонь на своих губах — большего блаженства и большего счастья ему в эти минуты было бы не перенести. Василию даже показалось, что именно за этим блаженством и счастьем он приехал в Ленинград, пройдя все положенные в таких случаях испытания.

Он посмотрел на Марию сквозь щелочки между веками, увидел ее глаза, наполненные слезами, поднял руку и отер сперва один ее глаз, потом другой. Василий не сказал Марии еще ни одного слова, и не испытывал ни малейшего желания что-то говорить ей. Ему казалось, что и без слов все должно быть ясно, а ясно ему было самое главное: эту девушку он никому не отдаст, а сама ясность пришла к нему давно — так давно, что он даже и не упомнит, когда это случилось.

Конец двенадцатой части и третьей книги

Август 1997 — март 1998, ноябрь 2007 — февраль 2008 гг.