Жернова. 1918–1953. Книга десятая. Выстоять и победить

На Алексея Петровича напала странная апатия: ничего не хотелось: ни есть, ни идти куда-то, ни разговаривать. Он застегнул полушубок на все крючки, завязал уши своей шапки под подбородком, поднял воротник, после чего забрался под брезент поближе к спящей радистке. Ему чудилось, что он в Крыму, нырнул в теплую воду, и нырнул давно, однако никаких неудобств от этого не испытывает. Более того, он дышит под водой и движется легко, как рыба, и вместе с рыбами, потому что произошло с ним некое удивительное превращение, но оно не вызывает ужаса, наоборот, ему тепло и приятно, а звуки, доносящиеся сверху, где в ряби волн сияет солнце, его никак не касаются.

Он очнулся, точно вынырнул из глубины: его трясли за плечо и что-то кричали.

– Да проснитесь же вы наконец! – кричал ему в лицо девичий голос. А вместе с этим голосом в уши ворвались частые выстрелы, автоматная и пулеметная трескотня.

– Что случилось? – спросил он.

– Немцы прорвались! – вскрикнул девичий голос, и Алексей Петрович узнал в нем голос радистки.

В палатке было темно, но чувствовалось по шорохам, что в ней кроме них двоих есть еще люди. Алексей Петрович встал на колени, нащупал свою сумку, наткнулся на автомат, вспомнил: Евстафьев говорил о том, что немцы постараются рассечь окруженный корпус и уничтожить его до подхода помощи извне.

– А были какие-нибудь распоряжения? – спросил он, и ему ответил хриплый голос военфельдшера Устименко:

– Велено сбираться на поляне, товарищ интендант. У вас, прошу прощения, фонарика случаем нема? А то ничого не бачу у такой темнотище.

– Фонарик случаем ма, – ответил Алексей Петрович, достал фонарик, включил.

Желтоватый луч вырвал из тьмы копошащиеся в разных углах фигурки, – все, как и Задонов, на коленях.

– А на какой поляне, не сказали? – спросил он у фельдшера.

– А бис их знает, товарищ интендант. Здается мени, что на той, где була сторожка.

Алексей Петрович сторожки не помнил. Он встал и вышел из палатки, и его тотчас же охватила сумеречная тьма, какая бывает в безлунную ночь, пронизываемая трескотней близкого боя. Темнели палатки, молча вокруг них суетились какие-то люди. Там и сям среди деревьев вспыхивали короткие вспышки разрывов и раздавался сухой треск. Иногда по-воробьиному чвиркали пули.

– Все, у кого имеется оружие, ко мне! – раздалась в отдалении команда, и Алексей Петрович узнал зычный голос полкового комиссара Евстафьева. И пошел на этот голос.

Собралось человек двадцать.

– Построиться в две шеренги! – приказал комиссар. И когда собравшиеся, потолкавшись, замерли неровными рядами, продолжил: – Слушай приказ. Нам надо прикрыть эвакуацию раненых. Для этого выдвигаемся к просеке. Тут рядом, шагов сто пятьдесят. За мной!

Глава 18

Алексей Петрович лег за поваленную сосну. Оглядевшись, стал руками зарываться в снег. Дорылся почти до земли, и оказалось, что ствол дерева лежит выше его головы более чем на метр, и если придется стрелять, то надо будет вставать на колени.

Чуть правее за этой же валежиной зарывались в снег еще двое. Похоже, с пулеметом. Другие устраивались за стволами деревьев.

Проваливаясь почти по пояс, вдоль линии обороны двигался Евстафьев. Наклонялся, что-то говорил. Вот остановился возле тех двоих, с пулеметом, и до Алексея Петровича донеслось:

– И куда вы будете стрелять? Что вы видите? Одни деревья! А ну выдвигайтесь поближе к просеке!

Остановился над Задоновым.

– Ну а вы что? Воевать пришли или прятаться? Вы бы еще под ствол залезли!

– Так пока не стреляют, – возразил Алексей Петрович. – А начнут стрелять, я поднимусь.

– А-а, это вы, товарищ Задонов! Вам бы остаться с раненным. Не ваше это дело – воевать. А впрочем, положение у нас такое, что не знаешь, где пан, а где пропал. Ладно, оставайтесь. Только не геройствуйте.

– Ну что вы, товарищ комиссар! Какой из меня герой…

– Все равно: плохая позиция! Сдвиньтесь вон к тому пенечку. Оттуда и обзор шире, и защищает он получше этой валежины. – Огляделся, спросил: – А кто у вас справа?

– Не знаю. Похоже, никого.

– Что ж, следите, чтобы не обошли. Огонь – только короткими очередями. Отход – по команде. Ну, не пуха!

– К черту, – буркнул Алексей Петрович и побрел к пеньку.

Пенек оказался гнилушкой. Алексей Петрович ткнул его – он и завалился. Однако возвращаться на прежнее место не стал, продвинулся вправо еще шагов на десять и устроился под огромной сосной с раздвоенной верхушкой. Пока разгребал снег, взопрел. Да и мороз, похоже, ослаб против вчерашнего. Устроившись, присел, огляделся: впереди теснились стволы сосен, вправо тоже, уходя куда-то в предутреннюю мглу. Ощущение, что справа у тебя никого нет, да и слева поблизости никого, с кем можно перекинуться словом, было не из лучших. Если, не дай бог, ранят, тут можешь и остаться.

Томительно тянулись минуты. Где-то впереди и несколько левее слышались частые выстрелы, взрывы гранат, но они не приближались, а лишь смещались то в одну сторону, то в другую. И тут слева зашелся длинной очередью пулемет и захлебнулся. И тотчас же густо затрещало и заухало.