Жернова. 1918–1953. Книга двенадцатая. После урагана

Об тяжелом характере Сталину доносили и раньше. В тех доносах упоминались и другие грехи Жукова, на которые в то время Сталин смотрел как бы «сквозь пальцы». Например, пренебрежительное отношение к политорганам, несоблюдение планов наступления согласованных со Ставкой Верховного Главнокомандования Красной армии, покровительство по отношению к некоторым военачальникам, допускавшим неоправданные промахи в командовании войсками. Помнил Сталин, как Жуков грубо оборвал его, когда он попытался вмешаться в его распоряжения в тот период, когда немцы были уже в тридцати километрах от Москвы. «Если вы поручили мне оборону Москвы, так не дергайте меня по мелочам, не мешайте заниматься порученным делом» – и это ему, Верховному Главнокомандующему Красной армии. Но тогда это еще можно бы стерпеть: не до сантиментов было. Теперь другие времена, и ничто оставлять без последствий нельзя.

И Сталин решил: пусть Жукова судят сами маршалы, которые тоже немало от него натерпелись. Да и «судьям» наука на будущее.

* * *

Заседание Высшего военного Совета назначено на 1 июня 1946 года. Повестка дня не объявлена. Но задолго до заседания воздух в штабе главнокомандующего сухопутными войсками будто наэлектризован. Слухи об аресте маршала авиации Новикова, нескольких авиационных генералов, министров и даже будто бы то ли членов, то ли просто работников Цэка заставило вспомнить тридцать восьмой год. Никто не знал, за что эти люди арестованы и остановится ли Сталин только на них. Заседание Военного Совета связывали именно с этими арестами. Однако Жуков чувствовал себя уверенно, хотя слухи, дошедшие до него, беспокоили: с одной стороны, он был уверен, что не совершил ничего такого, что дало бы Сталину повод для недовольства, а с другой… Сталин непредсказуем, никогда не знаешь, что у него на уме.

В полдень в кабинет командующего сухопутными войсками зашел Рокоссовский, вызванный из Ленинграда, где он командует Северной группой войск.

– Не знаешь, Георгий, о чем пойдет речь на Совете?

В голосе его слышалась плохо скрываемая тревога.

– Понятия не имею, – ответил Жуков. – Придем завтра на Совет, узнаем. Ты-то чего всполошился?

– Да так, на душе отчего-то смутно. Хуже нет, как говорится, ждать и догонять.

– Ну, ждать – это понятно. А кого догонять? Нам с тобой догонять некого. Всех, кого можно, мы и догнали, и перегнали. Теперь осталось разве что самих себя.

– Себя-то как раз и труднее всего.

– Брось, не бери в голову. Лучше скажи, как в твоих войсках осуществляется переход на летнюю боевую подготовку. А то у меня тут бумага от твоего начальника тыла, и, судя по тому, что он здесь пишет, Северная группа войск к переходу на летний период обеспечена менее чем наполовину.

– Там все правильно написано. В своей докладной я пишу то же самое. Кое-что обеспечиваем за счет местных ресурсов, но они весьма ограничены.

– Сейчас у всех одинаковая картина. Война многого нас лишила. Я до сих пор удивляюсь, как только мы смогли ее вынести.

– Да, народ наш показал, что способен на небывалое терпение и самоотверженность. Я тоже поражаюсь всему этому. Ведь мы на фронте почти не ощущали недостатка ни в провианте, ни в боеприпасах, ни в вооружении. А в тылу люди голодали. Только сейчас это начинает раскрываться. И только сейчас, по прошествии времени, начинаешь со всей полнотой осознавать, какие муки претерпели наши люди в тылу, чтобы мы смогли победить. Я, Георгий, только сейчас начинаю понимать, что именно такой народ с его безграничным терпением и упорством, мог создать такое государство и отстаивать его от посягательств многочисленных врагов. Например, поляки, вроде те же славяне, вроде им не откажешь в храбрости и в целеустремленности, но нет и не было у них ни того поразительного терпения и самопожертвования, которым обладают русские. Ты знаешь, Георгий, я перед войной сидел в лагере, но и там, как я заметил, русские проявляли все свои удивительные качества, которые…

Жуков закашлялся, точно у него в горле что-то застряло, и Рокоссовский умолк и нахмурился.

– Вот именно, – откашлялся наконец Жуков. – Отсюда вывод: надо работать и терпеть, терпеть и работать. Еще годика три-четыре, и мы выкарабкаемся из нищеты и нехваток. Главное – восстановить разрушенное.

Выпили кофе, поговорили о семьях, и Рокоссовский ушел.

У Жукова осталось ощущение, что его товарищ приходил не просто перекинуться двумя-тремя словами, а зачем-то еще. Но промолчал, не сказал всего, что думал. Впрочем, время такое, что не знаешь, кому можно говорить все, а кому ничего. Нет былой искренности в отношениях между старыми друзьями, какая-нибудь кошка или собака между ними да пробежала за долгие годы нелегких испытаний. А тут разговор о русском народе… Конечно, приятно услышать добрые слова от поляка, но кто-то может перевернуть и вывернуть их наизнанку, а потом доказывай, что ты не верблюд.