– Ты, Никита, говори прямо, а загадками нечего объясняться со своими товарищами, – колюче уставился на Хрущева Маленков маленькими глазками. – Имей в виду: Кузнецов с Вознесенским у Сталина в любимчиках ходят, он им полностью доверяет. Тут осторожность нужна большая. Надо это доверие потихонечку подрывать. Не может быть, чтобы за ними все было чисто. Я слыхал краем уха, что они по своему ведомству занимаются приписками, показывая совсем другие цифры выполнения планов четвертой пятилетки. Надо будет покопать и выяснить, что там у них на самом деле. – И, обращаясь к Берии: – Лаврентий, займись этим делом: у тебя в органах есть свои люди, да и сидишь ты в Москве, не то, что мы с Никитой – каждый в своей Тмутаракани.
– Данные я соберу, но надо момент выбрать такой, чтобы ударить наверняка, – заговорил Берия. – Приписки – это еще не все. Кто только не занимается приписками! Мне стало известно, что ждановцы носятся с идеей создания компартии России и объявлением Ленинграда ее столицей. А это подрыв единства партии, ее централизационных основ. Можно смело утверждать, что это есть заговор, и не какой-нибудь, а сугубо контрреволюционный. Но и здесь прямых доказательств нет. Надо подождать, когда они сами на чем-нибудь погорят. Тогда все и выложить Хозяину. Иначе сами же и сгорим.
– Это верно, – согласился Хрущев. – Я это целиком и полностью поддерживаю. И вся украинская парторганизация встанет на нашу сторону, если выяснится подобный сепаратизьм.
– Ну, ты со своими хохлами и есть самый отъявленный сепаратист, – засмеялся Берия булькающим смехом.
Хрущев в ответ лишь захихикал: мол, я понимаю твою шутку, товарищ Берия, твои шутки всегда отдают азиатчиной.
– Короче говоря, надо нам исподволь собирать компромат, – заключил Маленков, разливая по рюмкам армянский коньяк.
– И вербовать себе сторонников среди «болота»: Микояна, Суслова, Шкирятова и прочих, – добавил Берия.
– И не забыть Жукова. Он очень обиженный сейчас, надо его обиду использовать, как только представится возможность.
– С Жуковым надо вести себя очень осторожно: может сам повернуть в любую сторону, – высказался Берия. – Среди низов ходят упорные слухи, что Жукова оклеветали перед Сталиным некоторые генералы. Будто бы из зависти. Кстати, Никита, и тебя причисляют к их компании.
– Распустился народ, понимаете ли, – вспыхнул Хрущев. – Надо рты-то позатыкать болтунам, чтоб другим неповадно было. Мне слава Жукова не нужна. У меня и своей выше головы. По тылам не отсиживался. Все четыре года на передовой…
– Не пыхти, Никита. Не ты один воевал, – одернул Хрущева Берия. – Не о том речь.
– А Молотов, Ворошилов и Каганович пойдут туда, куда повернет Сталин, – усмехнулся Маленков, будто и не слышал перепалки своих соратников.
– Если иметь в виду будущее время… – начал было Хрущев, но сбился под испытующим взглядом Берии. Вздохнул и со смиренным видом закончил: – Все мы смертны.
Маленков кивнул головой и мрачно предостерег:
– Если мы до ближайшего пленума Цэка не соберемся с силами, нам не сносить головы. – Затем опрокинул в рот коньяк и захрустел зеленым, в пупырышках, огурцом.
Глава 17
На даче у Жданова шли совсем другие разговоры, но тоже под коньяк и шашлык.
– Мне вчера жаловался Хрущев, – говорил Андрей Александрович Жданов, полный пятидесятилетний человек, чем-то похожий на Маленкова, тоже, как и Маленков, выходец из секретариата Сталина. – Жаловался на тебя, Николай, – и с этими словами глянул выжидательно на Николая Алексеевича Вознесенского.
Вознесенский спокойно выдержал взгляд старшего товарища, прожевал шашлык, вытер губы салфеткой, запил минеральной водой и только после этого счел возможным ответить:
– Ему на себя самого надо жаловаться, Андрей Александрович. У него на Украине бардак буквально во всем: и в финансах, и в выполнении планов пятилетки, и в борьбе с бандеровцами. В какую отрасль пальцем ни ткни, везде сплошные дыры, – все более накалялся голос Николая Алексеевича, сверкали сквозь стекла очков серые льдистые глаза, точно перед ним сидел сам Хрущев. – А чуть что – жалобы на всякие нехватки и недостатки. Хрущев только и знает, что из России жилы тянуть, а чтобы мозгами пошевелить, так этого нет. Свил себе гнездо из подхалимов и мздоимцев и панствует в своем Киеве, как тот напольный гетман. Дай волю – к полякам перекинется.
– Ты это зря, Николай, – поддержал Жданова Алексей Александрович Кузнецов, худощавый, прямой, решительный. – Недостатки есть у всех. Восстановление страны – дело огромное, не все поддается точному учету. А то, что он болеет за Украину… нам бы так болеть за свою Россию.
– Так он ведет себя по отношению к остальной части СССР как иностранец, точно не является членом Политбюро наравне со всеми. Местничество – вот как это называется, и я ему об этом так и сказал.
– И зря сказал: нам в нашем деле нужны союзники, а врагов мы и так наживем, – спокойно увещевал Кузнецов.
– Ну, Алексей, избави бог нас от таких союзников, а от врагов своих мы и сами избавимся, – проворчал Вознесенский.