Жернова. 1918–1953. Москва – Берлин – Березники

— Да он, если хочешь знать, потомственный рабочий! — воскликнула в запальчивости Надежда Сергеевна. — И очень принципиальный товарищ. Да на него глянешь и сразу же поверишь, что это настоящий большевик-ленинец. Ты бы видел его! В потертом пиджачке, в косоворотке, в сапогах… А смотрит как! Смотрит с каким-то прямо-таки детским изумлением!

— Это что же, он на тебя так смотрит? — спросил Сталин, и табачные его глаза пожелтели.

— Да ты что, Иосиф! — возмутилась Надежда Сергеевна. — Мы с ним даже не знакомы и ни разу не разговаривали. Он на всех так смотрит. Очень искренний товарищ! И вообще: если никому не доверять, то обязательно останешься один. Людям надо верить, Иосиф, — вскинула она упрямый подбородок.

— Людей надо проверять на деле, Надюха. И хватит об этом.

* * *

— Говоришь, хороший работник?

Сталин вприщур глянул на Кагановича, пошел к двери по ковровой дорожке, точно плыл в облаке дыма.

— Во всяком случае, в Сталино он себя показал неплохо, — пожал Каганович плечами. — Промышленность там поднимали с его энергичным участием. А потом в Харькове и Киеве. Правда, за ним есть один грешок: в двадцать четвертом стоял на платформе Троцкого, но затем осознал свою ошибку, исправился и в дальнейшем твердо отстаивал линию Цэка.

— Исправился, говоришь? Ну, если действительно так, то это не самое страшное, — заключил Сталин рассказ Кагановича о своем протеже. — Посмотрим, как он проявит себя дальше. Надолго ли его хватит… Если он действительно хороший работник, имей его в виду. Нам хорошие работники нужны везде. А то куда ни посмотришь, одна мелочь пузатая. Им лишь бы урвать сегодня, а там хоть трава не расти. Подожди, нам еще придется с такими примазавшимися соратниками хлебнуть горя.

— Да-да, конечно: правящая партия — я понимаю. Без чистки не обойдемся.

— И я о том же. Нам единство партии нужно не на словах, а на деле. Нам нужна монолитная партия — такая, какую нам завещал Ленин. Без нее мы социализма не построим. Так что если твой Хрущев действительно стоящий работник, надо его испробовать в районном звене. В Москве хороших руководителей районных парторганизаций мало, а это сейчас важнейшее звено.

— А как же с академией? — удивился Каганович.

— Он в техникуме учился? Учился. Практический опыт работы в промышленности имеет? Имеет. Следовательно?.. Следовательно, обойдется без академии. Мы с тобой академий не кончали… Вот я и говорю: приглядись к нему, потом дай ему поработать вторым секретарем в одном из московских районов, и, если справится, выдвигай на первого.

* * *

Никиту Хрущева несло по бурным волнам партийной борьбы, от которой бежал он в Москву. За короткий срок его признали лидером сталинистов промакадемии, избрали секретарем партячейки. Более того: ему удалось объединить всех противников «правых» в сплоченную команду и одержать победу на выборах делегатов на очередной съезд партии. Сам Никита тоже стал одним из делегатов съезда. И это, как он догадывался, было только началом. Не усвоив и азов науки, преподаваемой в промакадемии, Никита с головой ушел в политику. Его заметили — он это чувствовал. Какая к чертям наука, когда удача сама прет в руки! И жена поддержала: Нина Петровна оказалась очень чувствительной, будто совершеннейший барометр, к капризам политической погоды. Тем более что это напрямую касалось благополучия всей ее семьи.

Глава 6

Сталин несколько минут мерил свой кабинет бесшумными шагами. Походя мельком глянул на часы — они показывали без трех минут одиннадцать. Он подошел к окну, слегка отогнул тяжелую гардину и стал вглядываться в ночной полумрак, лишь кое-где пятнаемый немногочисленными фонарями.

Сталин не любил яркого света. При ярком свете открывается широкое пространство, насыщенное многочисленными предметами, взгляд рассеивается на эти предметы, а вместе с ним рассеивается и мысль. Привыкнув всему давать диалектическое толкование, он и свою нелюбовь к яркому свету объяснял тем, что руководитель его масштаба не имеет права разбрасываться по мелочам, должен выхватывать из многообразия жизни самые существенные ее черты, соединять их в единое целое и находить этому целому место как в историческом развитии, так и в текущем моменте. Сталин был уверен, что умеет это делать как никто другой, и многие события доказали ему, что так оно и есть, но не частностями, а именно своей совокупностью. Суть как раз в умении отбрасывать в сторону малозначительное, несущественное, высвечивая главное звено в цепи фактов и событий.