Жернова. 1918–1953. Москва – Берлин – Березники

— И все-таки Петр Аристархович тоже работает… — начал было Петр Степанович, но вовремя остановился, пожал плечами и нахмурился.

Настроение явно упало. Он вдруг почувствовал страшную усталость и с трудом подавил зевоту: сказывалось нервное напряжение, в котором он пребывал последние дни, да и поработал он сегодня весьма основательно.

За ужином Петр Степанович ограничился лишь сообщением, что его посылают в Германию.

Это сообщение членами семьи Задоновых было встречено каждым на свой лад, а женщинами — так с явной завистью. Они вдруг заохали и завздыхали, а Левкина жена Катя как-то томно посмотрела на Петра Степановича своими цыгановатыми глазищами и произнесла, не без кокетства:

— Ах, как бы я хотела оказаться на месте вашей жены, Петр Степаныч. — И с вызовом оглядела всех присутствующих за столом.

Ее бестактная выходка заставила Петра Аристарховича подавиться кашлем. Лев Петрович набычился, и неизвестно, чем бы закончился этот ужин, если бы не внезапное появление младшего Задонова — Алексея.

Никто не слышал, как он вошел. Первым его заметила Клавдия Сергеевна. Она тихо ойкнула и всплеснула руками, глядя широко раскрытыми глазами на дверь. Все как-то одновременно вздрогнули и оглянулись: опершись плечом о косяк, стоял Алексей в кожаном пальто и хитренько улыбался.

— А я стою и размышляю, как тот иудей, попавший в мусульманский рай: отчего такие постные лица и такое гробовое молчание? Уж не пришло ли вам сообщение о моей преждевременной кончине? — и расхохотался над собственной шуткой.

За столом все пришло в движение. Испуганно вскрикнула Маша и, вскочив, кинулась к мужу. Охи и ахи продолжались несколько минут, пока Алексея не усадили за стол. Теперь он стал центром внимания, и Петр Степанович почувствовал некоторое облегчение, хотя все еще испытывал неудобство от выходки жены Льва Петровича, будто оказался замешан в чем-то постыдном — чуть ли ни в совращении жены своего друга.

Если на взгляд Петра Степановича члены семьи Задоновых за четыре минувших года почти не изменились, — разве что подросли дети, которых он видел маленькими, и появились новые, но это не в счет, — то Алексей Задонов изменился разительно. Будучи на девять лет моложе своего старшего брата, он внешне как бы догнал его по возрасту: отяжелел, в движениях появилась солидная сдержанность, на лице — ранние морщины, в волосах — седина.

С детства Алексей питал пристрастие ко всяким розыгрышам и даже к шутовству, от которых частенько доставалось и Петру Степановичу, и старшему брату Алексея Льву. Иногда это получалось остроумно и смешно, иногда — не очень, а чаще весьма плоско и пошло, но зато почти всегда трудно было отличить, когда Алексей говорит серьезно, а когда только делает вид. Даже его уход в журналистику показался Петру Степановичу очередным розыгрышем, и, кстати, весьма неудачным, потому что как инженер он подавал весьма неплохие надежды, его ценили, а Петр Степанович инженерство ставил превыше всего на свете.

Алексей, между прочим, первым из Задоновых принял новую власть, правда, с оговоркой: как неизбежное зло, приспособился к ней довольно легко, а в прошлом году, — о чем ему сообщил по секрету Левка, — даже будто бы подал заявление в партию, оправдывая этот шаг тем, что иначе бы ему не пробиться в ведущие журналисты. Вообще говоря, в нем — противу кажущейся легкомысленности — все оказалось нацеленным на что-то главное, что виделось лишь ему одному, и он шел к этому своему главному, зубоскаля и кривляясь, но с холодной усмешкой в темных, цвета гречишного меда, глазах.

Петр Степанович не мог, например, представить Алексея в официальной обстановке, в общении с важными и весьма серьезными людьми. Впрочем, сам он встречался с ним лишь дома, где кривляться ничто не мешало, и всякий раз смотрел и слушал его с недоверием.

Вот и сейчас на лице Петра Степановича — против воли — застыла недоверчивая ухмылка, которая как бы говорила: рассказывай-рассказывай, а только я не такой простачок, чтобы верить всему, что ты тут болтаешь.

Алексей рассказывал, между тем, о своей поездке по Уралу, по тем местам, где начали возводиться различные заводы.