Жернова. 1918-1953. В шаге от пропасти

— Все это я знаю, — перебил Жуков. И пошел рубить сквозь зубы, довершая каждую фразу ударом ребра ладони по безропотному столу: — Ты почему не организовал оборону города? Почему не создал местные отряды самообороны, не устроил в городе баррикады и противотанковые заграждения? Согласно объявленному военному положению ты имел право призвать городские власти к такой работе. Три-четыре батальона ты бы имел и мог бы ими воспользоваться. Ты обязан был взять часть сил у генерала Доватора, поскольку в полосе обороны его кавкорпуса немцы не проявляли активности. В крайнем случае, батальоны самообороны перебросил бы севернее, а часть конников Доватора переместил на угрожаемый участок. Наконец, ты оставил свою артиллерию без пехотного прикрытия, и она понесла неоправданные потери не от авиации немцев, не от их танков, а от огня пехоты. У тебя были резервы, но ты ими не воспользовался. Более того, ты поставил на главное направление удара противника самый слабый полк, не прошедший полный курс боевой подготовки, находящийся в стадии формирования. Полк не выдержал удара и побежал. Ты можешь сказать, что не ты ставил, а комдив, но ты был здесь и не поправил своего комдива. Значит, не совсем представлял себе направление главного удара противника. А когда это направление определилось, не подтянул сюда резервы, не укрепил этот полк грамотными командирами и политработниками. Наконец, ты обязан был сосредоточить огонь всей своей артиллерии в этой точке, — Жуков ткнул пальцем в карту, — но ты не сделал и этого. Что касается авиации, то она у тебя имелась, но ты не наладил с ней тесного контакта, поэтому летчики летали тогда, когда считали нужным, а не когда в них возникала нужда у твоей пехоты.

Жуков замолчал, налил себе еще стакан чаю, с шумом отпил несколько глотков.

Молчал и Рокоссовский. Да и что он мог сказать? Все правильно, возразить нечего: не подумал, не учел, никогда с гражданским начальством дела не имел, а когда на позиции полка были направлены резервы, их попросту смело валом бегущих людей, потерявших от страха голову.

— И еще, — снова заговорил Жуков, продолжая цедить слова сквозь сомкнутые зубы. — Ты должен был поставить сзади заградительный отряд и предупредить командиров, политработников и рядовых красноармейцев о тех последствиях, которые их ожидают в случае оставления занимаемых позиций. Ты не сделал и этого. Ты не выполнил мой приказ! — повысил Жуков голос. — Если ты не будешь выполнять мои приказы, пойдешь под трибунал! Войсками Западного фронта командую я! — отрубил он. — Приказываю тебе, генерал Рокоссовский, командира и комиссара полка, допустившего панику и бегство с позиций, судить трибуналом и расстрелять перед строем полка! Тебе все ясно?

— Ясно, товарищ командующий фронтом, — дернулся Рокоссовский, как от удара по лицу.

— И учти: в Генштабе на тебя уже лежат телеги за гибель 17-й и 44-й кавдивизий, 58-й танковой…

— Я выполнял твой приказ на незамедлительное использования прибывших войск в контратаке…

— Свои грехи на меня свалить хочешь, генерал Рокоссовский? — перешел чуть ли ни на шепот Жуков. — Бросаешь танки и конницу в контратаки без разведки, без поддержки артиллерии и даже без знания местности — и не считаешь себя в этом виновным? Ты почему танковую дивизию послал в болото? Жуков виноват? Жуков командует фронтом, а не армией! Если я буду еще и армией вместо тебя командовать, то немец завтра будет не только в Москве, но и на Волге! Учти, я тебя предупредил. Поблажек не будет, не надейся.

— Я и не надеюсь, — сквозь зубы же ответил Рокоссовский и отвел глаза.