«А кто не любит? — мысленно спросил Поскребышев. — Ты тоже любишь. Может, больше Черчилля…»
Сталин закурил, пыхнул несколько раз дымом, глядя вприщур куда-то вдаль.
— Впрочем, нет — никаких шарканий. С чего он там начинает?
— На Западе идут бои…
— Пиши: «Получил вечером 7 января Ваше послание от 6 января 1945 года». Далее с красной строки: «К сожалению, главный маршал авиации Тэддер еще не прибыл в Москву». Снова с красной строки…
Склонив набок голову и высунув от усердия кончик языка, Поскребышев писал самопишущей ручкой «паркер», отставая от медлительной речи Сталина всего на две-три буквы.
— «Очень важно использовать наше превосходство против немцев в артиллерии и авиации. В этих видах требуется ясная погода для авиации и отсутствие низких туманов, мешающих артиллерии вести прицельный огонь. Мы готовимся к наступлению, но погода сейчас не благоприятствует нашему наступлению, — диктовал Сталин размеренным голосом, медленно расхаживая около стола. — Однако, учитывая тяжелое положение наших союзников… „Тяжелое“ вычеркни, — недовольным тоном произнес Сталин, точно это слово внушил ему Поскребышев или кто-то другой, подошел, заглянул, проверяя, в листок через плечо Поскребышева, принялся диктовать дальше: —… учитывая положение наших союзников на Западном фронте, Ставка Верховного Главнокомандования решила усиленным темпом закончить подготовку и, не считаясь с погодой, открыть широкие наступательные действия против немцев по всему центральному фронту… не позже… — задумался на несколько мгновений, не слишком уверенный, что содержание письма не станет известно Гитлеру, решительно закончил: — не позже второй половины января. Можете не сомневаться, что мы сделаем все, что только возможно сделать для этого, чтобы оказать содействие нашим союзным войскам…»
В густой тишине кабинета шуршало по бумаге перо, звучал сиповатый голос Сталина, который, как шахматист, играющий вслепую, видел перед собой до мельчайших подробностей изученную карту боевых действий на советско-германском фронте от Балтики до Балкан, и где-то там, за черным мраком издыхающей фашистской Германии, коричневое пятно лесистых Арденн — так себе пространство: на карте пальцем прикрыть можно. По этому пятну двигаются танки, беззвучно вздымаются к небу разрывы снарядов и бомб, падают солдаты, рушатся дома, продвигаются к фронту колонны свежих войск, идут эшелоны с техникой, в небе гудят армады самолетов — все двигается в одну сторону, к центру Германии, то останавливаясь, замирая, откатываясь назад, чтобы вновь продолжить неумолимое движение к конечной цели.
А за спиной Сталина трудится огромная страна, которая мыслилась тоже огромным зеленым пространством, наполненным городами, пересекаемое реками и дорогами. Эта страна создана им вопреки трусам и паникерам, маловерам и предателям, любителям громкой и пустой фразы, грязных интриг. Сейчас она трудится, напрягая последние силы, производя все необходимое для войны и ничего почти не оставляя себе, трудится молча, стиснув зубы, не жалуясь, ничего не прося. Одной только Победы. И он, Сталин, даст эту Победу своему терпеливому, многострадальному народу.
Впрочем, Сталин дал бы победу своему народу и раньше, но народ сам виноват в том, что победа пришла лишь сейчас: он, этот народ, слишком долго раскачивался, слишком долго запрягал, а военачальники, вышедшие из этого народа, слишком долго учились воевать по-настоящему, они не прислушивались к советам товарища Сталина, не проявляли должной настойчивости и выдержки, и если бы не воля товарища Сталина, ни народ, ни его армия не добились бы победы над захватчиками.
Что касается витиеватой просьбы Черчилля, то на нее надо ответить решительным ускорением подготовки к наступлению всех советских фронтов, ибо эта просьба говорит не столько о тяжелом положении союзников, сколько об отчаянном положении Гитлера. Этим благоприятным для Красной армии положением необходимо воспользоваться незамедлительно: немцы увязли в Арденнах своей довольно мощной группировкой и не скоро смогут высвободить эти войска для других целей. Надо обрушить на их Восточный фронт всю мощь Красной армии, какую она успела накопить к этому времени, и, не задерживаясь в Польше, стремительно идти на Берлин.
Конечно, командующие советскими фронтами будут против ускорения наступления, хотя напрямую никто возражать Верховному не станет, зато будут жаловаться на нехватку того-другого-третьего, и даже на погоду, потому что в их мышлении нет масштабов, присущих мышлению Сталина. И он сломит их пассивное сопротивление, как ломал уже не раз, он заставит их действовать по-своему.
Сталин заглянул в написанное, ткнул черенком трубки в лист бумаги, произнес:
— Вставь-ка вот сюда слово «славным»: нашим славным союзным войскам. — Усмехнулся и добавил, имея в виду Черчилля: — Пусть утешится.
Глава 8