Жернова

– Ты лучше спроси, Петя, как ты здесь оказался, а не утоп. Если бы не дядька Иван, то ещё неведомо, что с нами было бы, – вставил слово Тит. – Я-то еле-еле нашёл тебя в воде, а уж держать тело твоё над водой и прятаться – сил не было. Чуть сам не пошёл ко дну. Так что, Пётр Сергеевич, ты на человека не бранись. Нам с тобой ему в пояс впору поклониться, а не то что…

– А я что? Я – как все. Дык это… – разводил руками Хурсанов. – Дык… вы же с Титом вроде как утопнуть собрались. Вот я и кинулся… это… спасать, вот. Свои, чай. Как не спасти своего брата-каторжанина? Хоть и на каторгу скоро погнать должны, а жить-то лучше, чем утопнуть. Вот я и подумал, что вы решили погибнуть, чем на каторгу… Мол, слабые в коленках вы оказались, вот что я подумал. Последнее время всё шептались да шептались. Меня… это… в сторонку отодвинули. Дошептались, значит. Концы в воду решили.

– Да не собирались мы тонуть, – подал голос Тит. – Мы понарошку утопли, чтобы сбежать.

Мужчина недоумённо переводил взгляд с одного на другого, пытаясь вникнуть в суть происходящего. Наконец, до него дошло.

– Та-а-ак, значит, за моей спиной… – обиженно произнёс Иван Назарович, встал, огляделся вокруг, зло сплюнул. – Вон оно как. Друзья-товарищи называются. А я-то за ними в воду?! Эх, не ко двору, значит? Ну, что ж… сам чуть не утоп, дураков спасая.

– Ладно-ладно, будет тебе, – успокоил Труханов. – Потом всё расскажем. А сейчас надо найти экипаж: здесь на просеке стоять должен, нас дожидаться. Только меня маленько мутит ещё, трудно мне идти. Надо кому-то из вас сходить за ним. Пусть подъедет поближе за огороды к опушке леса. А там уж и мы…

– Выходит, вы давно готовились к этому? – снова удивился Иван Наумович. – А мне ни слова, ни полслова.

– А ты как думал? Это мы с виду дурачки да недотёпы. Однако всё получилось так, как получилось. К делу! – Петр Сергеевич произнёс последние слова, как отдал команду. – Пойдёшь, господин хороший, подгонишь возок. Это будет твой вступительный взнос. Только полиции не попадись на глаза. Да, возок должен стоять на просеке саженях в ста от дровяного склада вглубь леса.

…Сначала переоделись из свёртка, что лежал внутри телеги. Ивану не хватило сменить своё рваньё, Пётр Сергеевич заставил возницу поменяться одеждой с Хурсановым, включая и шапку с низкой тульей и лопнувшим козырьком. Кучеру подобрали из своих свиток, кое-как приодели.

– Не голый, и ладно, – успокоил Труханов. – Не обижайся, потом рассчитаемся.

– Так это… вши пешком ходют, – брезгливо двумя пальцами мужчина держал на отлёте одежду арестантов. – Посмотри, кормилец. Как же эту гадость к телу-то? Они же прямо копошатся, как незнамо кто. Ещё затопчут православную душу. Как же я смогу на себя напялить эту рванину вшивую?

– Вот так и сможешь, – строго произнёс Пётр. – Рубль ещё в придачу. Это чтобы ты со вшами мировую выпил.

– Ну-у, коли так, – возница зашёл за куст, долго вытряхивал одежду, стал одеваться. – Так бы сразу и сказал. А то всё вокруг да около, – бубнил незлобиво.

Долго ехали по просеке, пока она не вывела из леса, пошла полевая дорога. Клетки убранных голых полей тянулись куда-то к горизонту. Однако через какое-то время свернули к Днепру и снова ехали долго вдоль него.

Кучер так и не проронил ни слова за всю поездку, сидел на козлах, молчал, вобрав голову в плечи. Видно, привык не спрашивать клиентов, не лезть к ним в души. Молчали и пассажиры. А что было говорить? Ещё не отошли от побега, ещё не привыкли к новой роли свободных людей. Прекрасно понимали, что дорога в родные дома заказана навечно. Отныне начинается отсчёт совершенно новой, доселе неведомой и чужой жизни. Вернуться в облики Тита Ивановича Гулевича, Петра Сергеевича Труханова и Ивана Наумовича Хурсанова больше не суждено. Те люди, что жили под такими фамилиями, исчезли. Эти, что сейчас едут в телеге краем Днепра, они – никто. Пока никто. Их нет по определению, хотя они есть, как носители телесной оболочки с прежними именами и фамилиями.

– Ой-ей-ей! – нарушил тишину Иван Наумович. – Это ж… это ж… как же жить дальше? Влип, так влип! И где-то мы находимся, православные? – пытался то и дело приподняться, встать, стараясь лучше разглядеть окрестности, определиться с местом положения.

– Помолчи, дядя! И сядь! – строго потребовал Пётр Сергеевич. – Не ко времени ты стал разговорчивым, – кивнув в сторону всё также молча сидящего кучера. – Доберёмся до места, там всё и обговорим.

За очередным речным поворотом в зарослях камыша их ждала лодка. На вёслах сидел немолодой уже мужчина.

С приезжими поздоровался сдержанно, хотя не преминул спросить:

– Который тута главный?

– А тебе это зачем? – вопросом на вопрос ответил Петр Сергеевич.

– Такая спешка, что грех не поинтересоваться. Что ж я, колода деревянная, али как? Тоже чувства имею, интересы. Прибежали домой, торопят. Мол, срочно, такие люди, такие люди… прикорнуть не успел после обеда. Только глаза смежил, как прискакали… Мол, выручай, переправь. Что за господа? Дай хоть поглядеть.