Жернова истории-2

— После того, как выяснилось, что подготовка вооруженного восстания в Эстонии провалена, и тамошняя охранка готовится устроить коммунистам кровавую баню, пришлось все отменить. Это сильно ударило по Зиновьеву. Хотя теперь должность генерального секретаря ИККИ упразднена, он ведь по-прежнему член Исполкома и пользуется большим влиянием в аппарате. А это выступление в Эстонии было целиком его затеей, — рассказывает Михаил Евграфович.

— И что, там не было никаких шансов? — интересуется Лида, подняв голову от книжки. Она уже выпила свой чай, и теперь пристроилась на диване со старинным томиком французских стихов, который я ей как-то подарил. Впрочем, томик так и лежит нераскрытым у нее на коленях, а она внимательно прислушивается к нашему разговору.

— Никаких! — вздыхает ее отец. — Даже после отмены выступления охранка как с цепи сорвалась. До сих пор идут аресты, шестеро товарищей убиты при задержании, руководитель компартии ранен, но сумел скрыться.

— А как же наши кадры, которые должны были поддержать эстонских товарищей? — Михаил Евграфович, не задавая вопросов об источниках моей осведомленности, поясняет:

— Нашим-то всем удалось благополучно уйти. Но Берзин был страшно зол на Зиновьева, за то, что тот так подставил его кадры. Фрунзе и Уншлихт в ЦК по этому поводу небольшой скандал учинили. С Гриши-то, конечно, как с гуся вода, но репутация у него все-таки подмочена этим делом.

На Тверском бульваре, махнув рукой на расходы, останавливаю сани с извозчиком, и еду к себе в Малый Левшинский. Трамвайные пути, а заодно с ними и небольшая полоса проезжей части более или менее расчищены от нападавшего за последние дни снега, и санки довольно ходко летят по накатанной колее. Сижу с некоторым комфортом, запахнув меховую полость. Надоело уже по морозу, да еще с метелью, пешком шляться. Потому и отдал вознице три рубля серебром, не торгуясь. А вот Лиде, похоже, все было нипочем, пока мы от Лубянки до Страстной площади дотопали. Хотя ведь заметил я в конце концов, что она мерзнет, но виду моя спутница старалась не подавать и героически изображала наслаждение прогулкой по свежему воздуху. Чудная…

Дома, раздевшись, и подбросив дровишек в печку, сажусь за непременную чистку оружия. Вытаскиваю Зауэр из кобуры… и на пол, кружась, падает небольшой белый квадратик — сложенная вчетверо бумажка. Наклоняюсь, разворачиваю, читаю мелкий, каллиграфическим почерком выведенный текст:

«Виктор Валентинович! Убедительно прошу вас завтра, десятого, около двадцати часов, посетить ресторан в „Доме Герцена“. С вами очень желает встретиться лицо, с коим вы как-то имели беседу в стрелковом клубе». Подписи нет.

Так-так-так! Лицо, значит. Имел беседу. Да к тому же «как-то». Тогда сам «Дед» отпадает, хотя могу голову поставить на кон, что это именно он записочку и подсунул. Стрелковый клуб — это, конечно, тир «Динамо». В других мне как-то бывать не доводилось. С кем же я там имел беседу?

Трилиссер, скорее всего, тут не при чем — он со мной уже не раз встречался и без этих шпионских штучек. Кто там еще был? Артузов и Мессинг. Мессинг сейчас в Питере, то есть в Ленинграде, и плохо могу себе представить, что ему от меня может быть надо. Хотя наездами он в Москве бывает и, наверное, не столь уж редко. Артузов? Возможно…

В конце концов, что я теряю? Возьму с собой Лиду для подстраховки. Зря она, что ли, в МЧК почти три году оттрубила? Да и Мессинг ее хорошо знает. Но Мессинг это, или Артузов, все равно — поговорим. Заодно поглядим на писательско-поэтический бомонд.

Глава 5. Подпись Маяковского

Итак, сегодня, в субботу, 10 января, к восьми часам вечера мы с Лидой идем в ресторан «Дома Герцена». С одной стороны, если кто-то (а особенно, если это большой чин из ОГПУ) желает устроить конспиративную встречу, то делать это в проходном дворе, коим является упомянутый ресторан, по меньшей мере, странно. А с другой стороны, может быть, именно на эту нелогичность выбора места встречи и строится расчет?

Зайдя за Лидой, и обменявшись приветствиями с только что вернувшимся с работы Михаилом Евграфовичем, я вместе со своей спутницей направляюсь в логово поэтов и писателей. Нам, собственно, только бульвар перейти, — и вот он, «Дом Герцена», Тверской бульвар, 25. Уже темно, на улице по-прежнему холодина, метет, и мы быстро проскакиваем на другую сторону проезжей части, пересекая трамвайные пути. В скудном свете фонаря перед входом перед нами сквозь вьюгу виднеется трехэтажный бело-желтый особнячок в ложноклассическом стиле (вместо портика с коринфскими колоннами — лишь их имитация на фасаде).

Имя Герцена дом получил не случайно — собственно, Александр Иванович здесь и родился в 1812 году. Позднее, в 40-е годы XIX века, он бывал в этом доме в литературном салоне дипломата Свербеева, куда захаживали и Аксаков, и Гоголь, и Чаадаев… Сейчас этот дом так же был овеян литературной славой, правда, совсем иного рода. Литературный институт в 1925 году в нем еще не разместился, но зато чего там только не было!