Жернова истории-2

Не нравится мне все это. Неясно, на чьей стороне играет этот франт. И, главное, — вдруг не выдержат у кого-нибудь нервы, хлестнет выстрел, и пойдет перестрелка… А тут Лида! Долго ли шальной пуле метнуться куда не надо. Что же делать?

Грохот сапог на лестнице снизу заставляет меня скосить глаза.

— Куличков! Куличков! — кричит с лестницы какой-то, еще не видимый мне человек. — Ты здесь?

— Здесь я! — мрачным тоном отзывается старший группы. Видно, кричащий ему знаком.

— Все отменяется! Приказано сворачиваться и уходить! Не встревать ни во что! — снова кричит человек, бухая сапогами по лестнице и поднимаясь все выше и выше.

— Где ж тебя раньше-то носило, окаянство твое паскудное! — в сердцах выпаливает чекист, под челюсть которому по-прежнему упирается ствол его собственного нагана.

— Как приказали, так я сразу бегом сюда, — запыхавшись, оправдывается новое лицо в нашей драме, выскакивая на лестничную площадку и растерянно останавливаясь при виде открывшейся ему мизансцены…

В общем, столько мата подряд, в разнообразном авторском исполнении, я, пожалуй, еще ни разу в жизни не слышал. Самым приличным словом в этом потоке было довольно экзотическое для моего прежнего времени выражение «храпоидол». Грешен, хотя и не люблю нецензурщины, но и сам добавил толику в эту полифонию, когда, наклонившись над Лидой, и попытавшись помочь ей подняться, услышал ее болезненный вскрик, и затем стон — «плечо!..».

Вдвоем с «дедом» мы бережно поднимаем ее с пола.

— Эй, матерщинники! — окликает все еще бранящихся между собой чекистов «дед». — Раз уж вы девушке плечо вывернули, дали бы свою машину, что ли, до больницы ее подвезти. Тем более, что и вашему товарищу помощь требуется, — кивает он на здоровенного агента, который, скривившись, сидит на полу, а рядом по линолеуму размазано несколько пятен крови. А, так это его Лида зацепила вторым выстрелом, когда он крутил ей руки.

— Профессионал. Уважаю, — тихонько говорит «дед», ни к кому не обращаясь. О ком это он? Оглядываю всю нашу пеструю компанию. Ага! Франт успел раствориться в сумраке коридора — и никто не заметил, как.

— Но слишком рисково работал, — добавляет «дед». — Видно, характер такой, лихой. Когда-нибудь может крепко нарваться.

У команды чекистов неподалеку оказывается маленький фордовский грузовичок, и, кое-как загрузив туда пострадавших и устроившись сами, всей оравой едем к Склифосовскому.

— Ты что, и вправду только что от Дзержинского? — интересуется у меня старший, пристроившись рядом в кузове.

— Вот как с тобой разговаривал! — уверяю его.

— Ну, ты пойми — у нас же приказ был! — оправдывается чекист.

— Да ладно, все я понимаю. Хорошо уже, что не перестреляли друг друга ненароком. Теперь вот всем рапорта писать придется. Ой, и не по одному разу, — у меня вырывается хорошо рассчитанный вздох. — А к тебе претензий нет. Полномочий ты не превысил, захват твои люди провели довольно грамотно. Только тот, что в ногу ранен, малость оплошал — раз у объекта захвата в руке уже был пистолет, ему надо было сначала оружие выбить.

— Это верно… — задумчиво отозвался старший. — У него подготовка малость хромает. Силен как черт, а оперативной смекалки недостает.

Вывих Лиде вправили довольно быстро, а товарищи из ОГПУ оказались столь любезны, что даже отвезли ее домой.

— Хорошо, что папа опять на работе задержался, — такова была ее первая реакция, когда мы, уже далеко за полночь, вошли в дверь ее квартиры. — У него наверняка сердце прихватило бы, как увидел, что тут творилось. — И тут же, перескочив на другую тему, поинтересовалась у «деда», который все это время неотлучно находился рядом с нами:

— А откуда этот иностранный господин нарисовался, не знаете, случаем?

— Так не представился же он, — с усмешкой развел руками «дед».

— Думаю, такие кадры есть только в двух ведомствах — в Коминтерне и в ИНО, — высказываю свои соображения. — Коминтерн к нашим делам никаким боком, так что, вероятнее всего, это Михаила Абрамовича человек.

— Не лишено, — отзывается «дед». — Как вариант. У тебя ведь с Михал Абрамычем завязки-то есть?

Ага. Прямо щас я тут все и доложил о моих завязках с «Михал Абрамычем».

— Чайку с нами попьете? — прервав повисшее молчание, интересуется Лида, осторожно устроившись на диване.

— Не, побегу я. Поздно уже, — отнекивается «дед».

— Ему еще Артузову отписываться, — оправдываю его отказ. — Такое дело на завтра вряд ли можно отложить, так?

— Все верно. Без бумажек у нас никуда, — машет рукой «дед».

Провожаю его до двери и крепко жму руку:

— Выручили вы нас!

Тот в ответ только хмыкнул и пожал плечами, а затем пробормотал:

— Это сколько же грязи разгрести придется… Видно сразу, что дело тухлятиной попахивает.

— Еще как! — соглашаюсь с ним. — И не попахивает, а воняет за версту! Ну, товарищу Артузову привет и благодарность! — снова жму ему руку.

Вернувшись в комнату, устраиваюсь рядом с Лидой, аккуратно обняв ее так, чтобы не потревожить больное плечо.

— Кажется, пронесло! — вырывается у меня.

— Сколько раз? — невесело шутит девушка.