Жернова истории 3

— Это беда не одного лишь ВСНХ. Это – следствие всей той недопустимой вялости и неопределенности экономической политики, которая характерна в последнее время для линии большинства. Вместо диктатуры пролетариата у нас установилась диктатура Наркомфина, когда все решения в экономической области определяются не классовыми интересами рабочих, а жалобами Сокольникова на угрозу сбалансированному бюджету и курсу червонца. Что же мы теперь, курсу червонца как священной корове поклоняться должны? И вот теперь нам вместо программы наступления социализма по всему фронту предлагают очередной отступательный маневр. Нет, это уже черт знает что такое!

После таких выпадов Дзержинский не сдержался и немедленно взял слово.

Дзержинский:

— Что предлагают нам выступавшие здесь ораторы от оппозиции? Ничего, кроме лозунгов и пустой трескотни. В проекте резолюции были ясно обозначены проблемы, на решение которых она нацелена. И что же, оппозиция сказала хоть слово об этих проблемах, предложила нам хотя бы какие-нибудь способы их решения? Ничего, кроме перемежающихся криков "Долой!" и "Ура! Вперед!" мы тут не услышали.

Дзержинский побледнел и прижал левую руку к груди. У меня тревожно екнуло внутри – ведь именно в 1926 году, как раз на Пленуме ЦК, и тоже после полемики с Пятаковым, Феликса Эдмундовича настиг сердечный приступ, который свел его в могилу. Председатель ВСНХ между тем продолжал:

— Особенно странно мне слышать такие речи от моего заместителя. Я всегда считал Пятакова хорошим организатором и грамотным экономистом. Только вот сегодня от него слышны только дезорганизаторские выкрики, не покоящиеся ни на каком экономическом расчете. Расчет здесь, наверное, все-таки есть, но это не экономический расчет, а расчет оппозиционного политикана!

(Одобрительный гул в зале).

— Не менее странно слышать речи о том, что империалисты ухватятся за нашу резолюцию, как за признание слабости, а товарищи рабочие впадут от такого признания в уныние. Неужели не ясно, что мы можем пойти на известное сотрудничество с частным капиталом именно потому, что мы стали значительно сильнее, чем раньше, и небольшой капиталистический сектор не представляет теперь для нас серьезной угрозы? Неужели не ясно, что признание правды, даже если она для нас в чем-то и неприятна, есть не признак нашей слабости, а признак нашей силы?

— Наша задача – полное использование частного капитала, отнюдь не ставка на его уничтожение, о чем упорно многие думают. Я против частного капитала в большом и даже среднем опте, но считаю, что без низового частного торговца нам никак сейчас обойтись нельзя. Без хорошо поставленной торговли нет удовлетворения потребностей населения, а наладить это дело немедленно только с помощью кооперации и государственной торговли я не вижу возможности. Я ничего не имею против крестьянина, который, заработав 100 или 200 рублей, занялся бы в деревне торговлей. Прогрессом является каждый торговый пункт, появляющийся там, где ныне нет и признаков торговли, откуда нужно за 20–25 километров ехать для покупки фунта сахара или бутылки керосина. Но чтобы частный торговец, в особенности в деревне, не грабил, не спекулировал, — его нужно поставить в здоровые условия, взять под защиту от местных администраторов, ведущих, вопреки постановлению партии, политику удушения частного торговца.

Дзержинский, не отнимая левой руки от груди, глотнул воды из стакана и снова обратился к Пленуму:

— Я, как член Политбюро и председатель ВСНХ, целиком разделяю ответственность за ту экономическую политику, которую ведет большинство нашего ЦК, опираясь на решения съезда партии. И я ответственно заявляю: никакой вялости, никакой боязни идти вперед, к социализму, никаких помыслов об отступлении в этой политике нет!

(Одобрительный гул в зале). Феликс Эдмундович прижал к груди уже обе руки, а его бледность заставила тревожно переглядываться некоторых сидящих в президиуме Пленума. Но Дзержинский пока не собирался покидать трибуну. В короткую паузу вклинился голос Каменева:

— Не может быть иного пути для создания достаточных для индустриализации накоплений, как поддержание высоких промышленных цен. Заодно это ограничит чрезмерное обогащение деревенской верхушки.

Дзержинский немедленно и весьма запальчиво возражает ему:

— Вот несчастье! Наши государственные деятели боятся благосостояния деревни. Но ведь нельзя индустриализировать страну, если со страхом говорить о благосостоянии деревни. А высокие промышленные цены прикрывают у вас в Наркомвнуторге неслыханные накладные расходы из-за неприлично раздутого бюрократического аппарата. Ваша работа там никуда не годна. Вот почему вы боитесь конкуренции частника!

Каменев обиженно повышает голос:

— Не годна? Я в Наркомторге всего четыре месяца. Что за это время можно успеть?

Но председатель ВСНХ бросает ему в ответ: